С воеводами и мечниками он обходился запросто. Но в этой простоте чувствовалась сила полубога, уверенного в том, что избраннику неба земные почести ни к чему.
- У тебя есть выбор, царь Борис, - сказал Святослав, - либо покинуть Болгарию, либо признать мою верховную власть.
Слова эти прозвучали буднично, словно речь шла о мере зерна, а не о судьбе большой страны. Впрочем, каган Святослав, уже успевший покорить бесчисленное множество земель, не собирался выделять болгар среди прочих попавших под его власть племен и народов. Да и сама Болгария должна была стать частью огромной империи, включающей в себя едва ли не половину мира. А ведь численность войска Святослава не так уж велико. Во всяком случае, Византия без труда выставит против него впятеро, вшестеро больше воинов. Неужели этот человек действительно думает, что имея под рукой сорок тысяч русов и двадцать тысяч конных печенегов и угров можно разгромить ромеев? Под рукой у нового императора Иоанна Цимисхия одних клибанофоров более пяти тысяч, не говоря уже о легких кавалеристах акритах, не раз обращавших в бегство прирожденных наездников арабов. Да и византийская пехота не уступает русам в вооружении, зато превосходит их в численности. Если Иоанну Цимисхию удастся заключить мир с Оттоном и арабами, то он способен собрать под свою руку войско численностью в четыреста-пятьсот тысяч человек и тогда превосходство ромеев над русами станет десятикратным.
Святослав внимательно выслушал Бориса, ни разу не перебив его. По его худому строгому лицу трудно было понять, что он извлек из рассказа болгарского царя о мощи Византии и извлек ли что-нибудь вообще. Еще в Константинополе Борис слышал о страшном разгроме, учиненном ромеями отцу Святослава князю Ингеру. Тогда они истребили едва ли не всю киевскую дружину. Правда, Ингер напал на Византию с моря, как это делали его предшественники Аскольд и Олег, а каган русов собирался вторгнуться в пределы ромейской империи по суше.
- Я не услышал от тебя ответа, Борис, - спокойно произнес Святослав, - со мной ты или с ромеями?
- А если не с тобой, и не с ромеями? – прищурился на кагана сын царя Петра.
- Тогда у болгар будет другой царь, - чуть заметно усмехнулся Святослав.
- Хорошо, каган, я принесу тебе клятву, но только именем Христа, а не Перуна.
- Каждый волен выбирать, именем какого бога клясться, - холодно произнес Святослав. – Но никто не вправе отрекаться от данного слова.
Для постоя каган русов выбрал далеко не самый роскошный дворец Филлиополя. Похоже, Святослав вообще был равнодушен к роскоши. Кроме серебряного кольца в ухе Борис не увидел на нем никаких украшений. Да и вообще вожди русов простотой одежды выделялись на фоне разодетых на византийский манер болгарских бояр. Скорее всего это делалось в подражание кагану, поскольку, как успел заметить Борис, ближники Святослава не были лишены человеческих слабостей. Во всяком случае, Филлиополь был обобран со знанием дела, и сотни груженных под завязку телег уже покинули город.
- Ты сделал выбор, Борис, - сказал царю Болгарии Вратислав, когда они покинули дворец, занятый каганом, - но я не уверен, что этот выбор удачен.
- Я не люблю ромеев, князь, - пожал плечами Борис. – Мне нечего искать у франков. Уж лучше я останусь со своим народом, какая бы судьба его не ожидала.
- Может ты и прав, - вздохнул Вратислав. – Но в одном я уверен твердо, немало прольется крови русов и болгар прежде чем этот человек обретет вечное успокоение.
Боярин Симеон, неожиданно даже для себя, отделался испугом, хотя и далеко не легким. За минувшие день и ночь седых волос на его голове появилось с избытком, а пережитый страх до сих пор напоминал о себе слабостью в ногах. Кабы не защита князя Вратислава сидеть бы сейчас Симеону на колу с выпученными глазами, подобно воеводе Михаилу, чью тяжкую гибель ему довелось сегодня наблюдать. Страдания воеводы прервал сердобольный мечник все того же Вратислава, ткнувший Михаилу копьем под ребра. |