Изменить размер шрифта - +
Она не спала ночь, все тело ныло, как от побоев, но Дидье, казалось, был неутомим. – Уже жалеете, что приехали, Оливия? – осведомился он, и девушка едва не поправила его, назвавшись настоящим именем, но вовремя осеклась.

– Нет, – солгала она с вымученной улыбкой.

Но Дидье сразу распознал ложь. Да, она достойно повела себя, и, если останется, на такую можно положиться. Большинство добровольцев – просто хлюпики. С трудом выдерживали несколько дней и давали деру, потрясенные увиденными ужасами. Стойких и отважных было слишком мало, фактически единицы, но они выносили на своих плечах все тяготы войны и были здесь с самого начала, вот уже почти год. Но эта… эта… вряд ли. Слишком молода и красива. Заявилась сюда по глупости и тщеславию и теперь не знает, как выбраться.

– Вы привыкнете. Подождите до зимы и увидите, вам понравится, – пообещал он. Прошлой зимой войска тонули в грязи, а сверху лились потоки воды. Но это все же лучше, чем, подобно русским, замерзать в Галиции.

Но Виктория вдруг сообразила, что зимой уже будет дома, с Чарлзом и Джеффри. Какими они кажутся сейчас далекими и нереальными! Только Оливия по‑прежнему живет в ее душе, и Виктория почти слышала, как сестра разговаривает с ней по ночам.

Она отошла от Дидье и поковыляла к палатке, где раздавали еду, жадно втягивая носом ароматы кофе и какие‑то незнакомые запахи. Странно, несмотря на всю бойню, кровь и мерзость, она зверски голодна!

Виктория положила себе яичницу из порошка, рагу, состоявшее в основном из хрящей, и толстый ломоть хлеба, зачерствевший до твердости дерева, но она все равно съела его, макая в подливу. И запила все двумя огромными кружками крепкого черного кофе. С ней здоровались, но и сестры, и санитары были слишком измучены, чтобы поговорить. Здесь раскинулся настоящий военный городок. Палатки служили казармами, госпиталем, столовой и складами, в маленьком замке стояли постоем старшие офицеры во главе с генералом, а на ферме жили младшие. Остальные разместились в казармах. Виктория все еще не знала, где будет жить.

– Вы от Красного Креста? – спросила ее миловидная полная девушка в форме сестры милосердия. Она с аппетитом уминала завтрак, не обращая внимания на измазанный кровью передник. Двенадцать часов назад Виктория была бы шокирована, но сейчас даже глазом не моргнула.

– Должна была к ним присоединиться, но не успела, – пояснила Виктория. Девушку звали Рози, и, как многие здесь, она оказалась англичанкой. – Они уехали без меня. Не знаю, что с ними случилось.

Рози как‑то странно поглядела на нее.

– Зато я знаю. Их машину накрыло снарядом .в Меце. Никто не спасся. Все трое убиты.

Подумать только, если бы она сидела в той машине, сегодня ее уже похоронили бы… если бы было что хоронить.

– Что собираетесь делать? – тихо спросила Рози, и Виктория надолго задумалась. Она отнюдь не была уверена, что хочет остаться. Здесь куда опаснее и тяжелее, чем она представляла. Одно дело – находиться в Нью‑Йорке и слушать лекции. Издали все казалось таким простым и определенным, проблемы – ясными, идеи – благородными. Она собиралась водить машину. И возить… кого? Умирающих? Трупы? Какой же она была наивной дурочкой! Но если она решит остаться, значит, должна приносить пользу.

– Сама не знаю, – нерешительно протянула она. – Я не сестра милосердия и ничего не умею. Вряд ли от меня будет толк.

Сгорая от непривычного для себя смущения, она робко поглядела на Рози:

– С кем мне поговорить?

– С сержантом Моррисон, – улыбнулась Рози. – Она главная над добровольцами. Не обманывай себя, крошка. Нам необходима любая помощь, даже если ты ничему не училась. Вопрос в том, сумеешь ли ты это вынести.

Быстрый переход