– Прости… не знаю, что еще сказать… сначала я сделала это для нее… а потом для тебя и Джеффа. И не хотела, чтобы она тебя покидала. Это правда.

Она рыдала все громче, не в силах вынести мысли, что он от нее отречется. Но за все надо платить.

– Я не верю тебе, – холодно ответил Чарлз. – И не желаю больше видеть ни тебя, ни твою сестрицу.

– Но под конец я уже не могла жить без тебя, – печально продолжала Оливия. – Отец оказался прав.

Она намеревалась выложить все козыри на стол. Терять все равно нечего.

– Я всегда тебя любила, с самого начала, и когда отец потребовал, чтобы Виктория стала твоей женой, поняла, что потеряла все. Поэтому и решилась посвятить себя отцу.

Слезы градом катились по ее щекам, но Чарлз не удостоил ее взглядом.

– Чарлз, я люблю тебя, – изнемогая от горя, выдавила она, и только тогда Чарлз соизволил поднять глаза.

– Не смей лгать! Ты сделала из меня идиота! Врала, соблазняла меня, дурачила, как хотела. Но ты для меня ничего не значишь. Все, что ты делала и говорила, – сплошная фальшь с начала и до конца! Мы даже не женаты, так что я постараюсь выкинуть тебя из своей жизни!

Сердце Оливии куда‑то покатилось и разбилось на тысячи крошечных осколков.

– Наши дети – это не обман, – мягко заметила она, безмолвно умоляя простить ее, даже если на это уйдет вся жизнь.

– Нет, – задохнулся он, – но благодаря тебе на них клеймо незаконнорожденных.

Он отвернулся от нее и вошел в мужскую казарму, куда она не могла последовать за ним. Оливия вернулась к сестре. Виктория снова спала, и сиделка, приложив палец к губам, попросила Оливию не будить ее. Она слишком устала, и жар усилился.

В этот день Оливии больше не удалось увидеться с Чарлзом. Он и близко не подходил к госпитальной палатке, и она нервничала, опасаясь, что Чарлз задумал уехать без нее. Но если это и так, придется смириться. Она останется, пока не сумеет переправить домой сестру и племянника. Она всю ночь проспала на стуле у кровати Виктории, пытаясь отрешиться от криков и стонов раненых и умирающих. Сестра несколько раз просыпалась, и, когда бы Оливия ни вставала, чтобы немного размяться, мужчины заговаривали с ней, принимая за Викторию. Это особенно било по нервам, тем более что все называли ее настоящим именем.

Чарлз появился в палатке наутро, как раз в тот момент, когда Оливия ушла выпить кофе.

– Ну и сцену ты устроил вчера! Настоящий спектакль! – бросила Виктория. Она выглядела измученной, но на усталом лице воинственно сверкали глаза.

Чарлз даже улыбнулся: кажется, ничего не изменилось! Теперь он еще яснее сознавал: им ни за что не следовало жениться. Всю ночь напролет он предавался невеселым размышлениям.

– Просто ты застала меня врасплох. Такое открытие кого угодно собьет с ног, – признался он, но Виктория недоверчиво прищурилась.

– Не верю! Хочешь сказать, что ни разу не заметил разницы и ничего не заподозрил? Да посмотри на нас! Оливия – нежная, любящая, добрая, готовая за тебя жизнь отдать, а я… Да еще немного, и мы поубивали бы друг друга, как немцы и французы!

Чарлз смиренно кивнул, признавая правоту жены.

– И не тверди, что никогда не удивлялся, не думал. Подобные мысли у тебя непременно появлялись, хотя бы раз.

– Верно, – к удивлению Виктории, выпалил он. – Может, я действительно не хотел знать. У меня неожиданно началась такая прекрасная, удобная жизнь, о которой я давно мечтал. Оливия именно такая, какой я хотел видеть свою жену.

– Вот и не забывай этого. Не изводи ее, не приноси в жертву собственному гневу, – посоветовала Виктория, готовая на все, чтобы уберечь сестру.