Прислуга, подумала она, отчаянно роясь в сумочке в поисках неизменного блокнота и карандаша. Ей понадобится прислуга. Конечно, у нее есть Бридж и Шон. Шон всегда был рядом, сначала денщиком у ее отца, а потом, когда случайно угодившее пушечное ядро лишило его ноги, делал любую работу и стал другом Грейс. Бридж появилась позже. Но именно она научила Грейс, как вести хозяйство. Остальные слуги могли остаться в Лонгбридже, там им будет безопаснее и удобнее. Грейс не могла представить, чтобы Радхика и Бханвар согласились жить в Лондоне.

Итак, прислуга. Скорее всего о водопроводе и мерах безопасности уже позаботились. Значит, остались дом, еда и удобства. Мебель. Гардероб. Грейс подчеркнула последнее слово и добавила ночную рубашку. Конечно, ей понадобится новая. Диккан не захочет видеть ее старую рубашку. Слишком вытертая, простая и не волнующая воображение.

Конечно, скорее всего у Диккана вообще нет особого желания ее видеть. Она не забыла смятения на его лице, когда он обнаружил ее в комнате обнаженной. Грейс поежилась. Через несколько дней Диккан Хиллиард займется с ней любовью. Но если она будет об этом думать, то просто не сможет пережить все эти долгие часы. Поэтому Грейс решительно согнулась над листком бумаги. Ей надо составлять списки. Сейчас это главное.

* * *

Он будет заниматься любовью с Грейс Фэрчайлд. Нет, поправил себя Диккан. Он будет заниматься любовью со своей женой. Как же болит голова: сколько неожиданного произошло за последние дни.

Ему следовало бы думать о встрече с Маркусом Дрейком. Он опоздал, был скомпрометирован и не смог спасти Эвенхема. Сейчас ему потребуется все мастерство дипломата, чтобы объяснить правительству весь драматизм складывающейся ситуации. Но вместо этого он скакал на неутомимом Гадзуксе и думал об оставленной им женщине. О новой жизни, которая у него началась. О том важном, что он должен сделать. Одна мысль об этом повергала его в дрожь.

Если бы только Грейс не была так мила. Она ему нравилась. Но совершенно очевидно, что в результате он причинит ей боль. Да, он исполнит свой долг. В конце концов, Диккан не виделся со своей любовницей уже две недели — слишком большой срок — и в результате сегодня утром проснулся весь возбужденный. Не потому, что ему очень хотелось в туалет. И не потому, что в его постели лежала женщина. Даже держа в объятиях это длинное, худое тело, он испытывал прилив нахлынувшей страсти, которую должен был утолить сию же минуту.

А этот последний поцелуй. Он хотел всего лишь целомудренно чмокнуть Грейс, чтобы немного сгладить нанесенное гренадером оскорбление. Но по какой-то неизвестной причине все вышло иначе. Поцелуй оказался нежнее, длительнее, и Диккану казалось, будто он медленно пьет прохладный сладкий лимонад. Конечно, виной всему последствия отравления опием. И даже сейчас воспоминания об этом поцелуе заставили его испытать минутное возбуждение.

Но даже если у него все получится и Грейс удостоится заметки в «Таймс», все равно это будет фарс. Ему нельзя жениться. Он все испортит. А Грейс…

Диккан покачал головой, беспокоясь за нее. Мысль о том, что Грейс может стать частью его жизни, казалась нелепой. Он дипломат. Жена дипломата должна быть светской дамой: умной, ироничной и в меру дерзкой. Грейс была честна, неуклюжа и застенчива. Ее серые платья похожи на военную форму, а волосы так гладко прилизаны, что казались почти незаметными.

Уж хотя бы она была настоящей рыжей. Если бы в ней был огонь или врожденная самоуверенность, как у Кейт.