Мне бы даже и в голову не пришло. Я разрывался: то ли изобразить слезливое раскаяние, то ли начать отпираться по новой. Выбрал последнее.
— Ага, а еще недавно всплывшего фолианта Шекспира. И парочки гравюр Уильяма Блейка.
— Собираетесь решительно все отрицать?
— Похоже, вы знаете об этом больше меня.
— Послушайте, мистер Хини, у нас есть черновики, написанные вашей рукой. Мы извлекли их из вашего мусорного бака.
— Вы копались в моем мусоре? Все интересней и интересней!
— Послушайте, вы не сделали ничего противозаконного. Просто надули нескольких умников, которые, по сути, сами напросились. Между нами говоря, я на вашем месте заявил бы, что это литературная мистификация. Существует давняя традиция такого рода вещей. В сущности, это отдельный жанр. Поймите, нравится вам это или нет, мы все равно опубликуем свой материал в разделе «В мире искусства». Однако и для меня, и для вас будет гораздо лучше, если вы внесете свою лепту. С этаким дерзким, обаятельным зубоскальством…
— Не силен в дерзких, обаятельных зубоскальствах. Подождите минутку, ладно?
Мне нужно было подумать. Через несколько секунд я спросил журналиста, говорил ли он с Джезом. Тот сказал, что звонил ему прямо перед нашим разговором, но Джез отказался от комментариев. Я спросил, может ли он обещать, что не обнародует эту историю, пока я не свяжусь с ним. Он сказал, что у меня есть время до конца недели.
Я позвонил Джезу, но у него было занято. Я оставил ему сообщение, чтобы срочно перезвонил мне. После чего вернулся на кухню. Сара и Мо смотрели на меня выжидающе. Я решил, что ни к чему скрывать это от них.
— Давайте внесем ясность… — снова и снова повторяла Сара.
— У меня есть его книга! — сказал мне Мо.
— Только не говори, что она тебе дорого обошлась.
— Да чего там, Джез Сингх, он же просто улетный, от него сейчас все студенты прутся. Он офигенно крут. Высший класс. Короче, он гений. В общем, его стихи… эти стихи… ваши стихи… они и правда на самом деле классные.
— Ох, бога ради, Мо, галиматья же.
— Нет, они реально… нереально крутые.
— Разве можно быть сразу и реально, и нереально крутыми, а? Они дрянные. Уж я-то знаю, ведь это я их написал.
— Давайте внесем ясность…
— Они не дрянные! — не соглашался Мо. Он был так серьезен, что едва не плакал. — Эта фишка насчет бесов, которые стоят за нашими чувствами, — это… это…
— Мо! Прекрати, пожалуйста! Я прихожу домой, открываю бутылку вина — и не успеет она закончиться, как у меня готов для Джеза очередной дерьмовый стишок. Это розыгрыш.
Он не мог этого принять.
— Ничего подобного. — Мо медленно покачал головой. — Это не так.
— Слышь, ты, всю эту дребедень написал я! То есть я в данном случае — истина в последней инстанции! И если я говорю, что эти стихи — шлак, значит они и правда шлак!
— Так, давайте внесем ясность… — сказала Сара.
Зазвонил телефон, и в ту же минуту позвонили в дверь. В обоих случаях это был Джез. То есть Сара взяла трубку, а я открыл дверь и увидел за ней Джеза, который говорил по мобильному с Сарой, бессмысленно поручая ей сказать мне, что он стоит у порога.
— Нас раскрыли, — сказал он, хлопнув меня по плечу, и прошел в прихожую.
Мы все перебрались на кухню, которую каждый, видимо, счел самым подходящим местом для экстренных совещаний. Я откупорил еще одну бутылку. Джез выпил бокал залпом, словно это был «Лукозейд». Мо смотрел на него во все глаза. У него голова шла кругом: еще бы, увидеть живьем того, кто еще пять минут назад был его кумиром. |