Они с Робином заказали отель, а у него в последний момент что-то случилось в госпитале, и он поехать не мог. Я было согласилась, но выяснилось, что в этот отель с собаками не пускают, а пристроить Долли за два оставшихся дня не было никакой возможности.
— Ну, вот и хорошо, — подумала я теперь, — позвоню ей, встретимся, погуляем вместе.
Видимо, это была первая попытка судьбы закинуть удочку и поймать на неё свои будущие жертвы. Но на этот раз у неё ничего не получилось, наши дороги так и не пересеклись: Ника в последний момент от поездки отказалась.
Я никогда ещё не видела Арсения в таком болезненном состоянии. От него исходили волны отрицательной энергии. Он пытался шутить над своим плачевным состоянием, говорил, что, видимо, «зажрался», что у него началась болезнь богатых — скука и пресыщение, но я видела, как ему плохо. Моя дочь, неожиданно для меня, проявив необыкновенную тонкость чувств, поднимала к нему страдальческую мордочку и гладила по руке. Он отвечал ей шутливым похрюкиванием и вымученной улыбкой.
Я предложила взять напрокат велосипеды, и мы уезжали на весь день, подальше от толп отдыхающих, с целью изнурить его физически, чтобы к концу дня ни на какие мысли уже не оставалось бы сил. Мы колесили по сельским тропинкам, и изумлённые морды чёрно-белых нормандских коров поворачивались нам вслед и мучительно мычали, вторя настроениям нашего главного героя. Долли отбрехивалась, не прерывая бега. Иногда мы останавливались передохнуть и подолгу смотрели в завораживающую зеленоватую туманность, на лиловеющие деревья и плачущие влажные кустарники, которые напоминали мне Подмосковье. Только вместо деревенских покосившихся срубов (я имею в виду семидесятые годы) из них выглядывали — нормандские дома в коричневом коломбаже.
В маленькой деревеньке мы нашли заброшенную, полуразрушенную маленькую церковь. Мы вошли. Тусклый свет падал на каменные плиты и на изгрызенных временем таких же каменных ангелов с лицами, на которых зеленели пятна патины и грязи.
— Так и хочется сравнить себя с таким ангелом, — сказал Арсений. — Но боюсь быть «пафосным», как говорят мои русские клиенты.
Мы совершали набеги на расположенные вдоль тихих сельских дорог маленькие ресторанчики, мнившиеся нам поначалу пустынными, но, оказавшиеся заполненными местным населением, краснолицыми нормандскими крестьянами, евшими и пившими как в последний раз в жизни и нимало о смысле этой самой жизни не заботившимися.
— Жаль, что у меня нет никакой конкретной цели, — сокрушался Арсений, — например, уничтожить врага, или победить болезнь.
— Типун тебе на язык, — возмущалась я, — ты не знаешь, о чём говоришь. Может, и вправду, тебе попробовать уйти на некоторое время от мира. В пустыню, или в горы. Или, наоборот, жениться, завести семью, — пыталась я вложить ему в голову знакомые мне смыслы.
— Я уже пробовал. И то, и другое.
И он рассказал мне, как его партнёр, китаец по происхождению, которого он откопал в исследовательском институте, работающем исключительно на Билла Гейтса в Силиконовой долине, после одного из таких кризисов отвёз его в горы Тянь-Шаня, в заброшенный монастырь, где жил старец, врачующий тело и души. Он прожил там целых два долгих, на его взгляд, месяца.
— И что? — Моё любопытство было не праздным, я втайне давно уже мечтала о таком эксперименте в своей жизни.
— В результате долгого, кропотливого исследования устанавливаешь то, что было ясно с самого начала. А именно — от себя не убежишь, — невесело усмехнулся он. — Выяснилось также, что, несмотря ни на что, я животное общественное, не лишённое тщеславия и желаний, которые нужно удовлетворять, а, значит, буду ещё какое-то время удобрять пастбища продуктом своей мозговой деятельности. |