– Были ваши – стали наши, – ответил Пахом. – Ты чего буянишь?
– Так приказ получен, – засуетился Ураганчик под мощью Пахома, – этих двуногих разметать, разогнать, уничтожить.
– Как старший по званию ветер приказ отменяю как преступный.
– Подождите, – вмешался оправившийся от испуга сэр Эшли, – что значит «преступный»? Эти пугала нарушили все пугальи установления.
– Поясни, – предложил Пахом.
– Поясняю, уважаемый: эти пугала завели себе вторые ноги, что противоречит всем правилам.
– Нарушили каноны, так сказать, – подтвердил Кардинал.
– Святой отец прав. Но не это главное, – солидно продолжил сэр Эшли, – главное, что этот русский посягнул на священное право собственности, вот на эту канарейку.
– Так, – сосредоточился Пахом, – с каких это пор канарейки стали принадлежать конкретному пугалу?
– С тех самых пор, мой клубящийся друг, как при помощи этого Ураганчика я её принёс из далёкого многоэтажного города в мои владения.
– Припоминаю, – наморщил лоб Пахом, – только, помнится мне, это была не птица-канарейка, а весьма красивая девица.
– Точно, кубыть-тудыть-мабуть, – заорал Иван, – Мэри это, Мэри! Любовь это моя ненаглядная, превращённая злыми силами в канарейку! Но я её всё равно люблю. Потому как вообще люблю птиц. Вот Глафира Матвевна подтвердит.
– Что скажешь, Матвевна? – строго спосил Пахом.
– Клянусь говорить правду, и только правду. Всё оно так есть, как говорит мой закадычный друган Иван.
– Большие Размеры, – чирикнула Мэри.
– Узнаю голос и ласковый, и томный, – вскинул брови Пахом. – Красивая была девица. А как он тебя в птичку-невеличку превратил? Из весьма крупной девицы?
– Как, как! – всплеснула крыльями Глафира. – При помощи зловредного джинна по кличке Соломон.
– И где этот Соломон, – спросил Пахом, – чтобы обратное превращение произвести?
Сэр Эшли зловеще улыбнулся и приказал Кардиналу:
– Доставьте, святой отец, бутыль уважаемому сэру Пахому для демонстрации джинна Соломона сэру Пахому.
Сложил руки Кардинал, поклонился, на секунду исчез и появился с бутылкой, из которой доносится храп. Сэр Эшли медленно вынул пробку и крикнул в горлышко:
– Соломон, по моему велению, по моему хотению, вылезай из бутылки!
– Я сплю, – донёсся из бутылки глухой голос, – разбудить через сто лет.
– Понял, – сказал сэр Эшли и вдруг резко затряс бутылку, перевернув её вверх дном. И из бутылки вывалился всклокоченный Соломон:
– Уже сто лет прошло?
– А как же! – притворно изумился сэр Эшли. – Точнее – сто один год три месяца и двенадцать дней.
– Ну, тогда ладно, – примирился Соломон, а потом грохнулся на колени и завопил: – Чего прикажешь, великий?
– Ой, что будет! – пролепетала Мелинда.
– Плохо будет, – подтвердил рыцарь Бродерик.
– Слушай, нигер, – шепнул Крис Джумбо, – по-моему, пора сваливать, а то вообще ног лишимся.
– Остановись, мой юный друг. Нельзя предавать друзей.
– Так ведь этот джинн нас не только ног лишит, но и жизни.
– Значит, двумя чёрными пугалами будет меньше.
А сэр Эшли, как будто услышав эти слова, потёр руки и со злобной усмешкой сказал:
– И не только чёрными, но и белыми. |