— Мы проведем выходные, узнавая друг друга, моя обожаемая жена, и улаживая разногласия, так, чтобы, вернувшись, быть достойными родителями нашему сыну.

— Ну, конечно. Немного музыки, свечи…

— Должен разочаровать тебя, сладкая, но обольщение не является частью моего плана.

— Вот именно, твоего плана! — Лара повысила голос, когда он попытался выйти из комнаты. — Твой план. Твой сын. Твоя жизнь. Ты думаешь, мир принадлежит тебе.

— Мне принадлежишь ты, — сказал он, поворачиваясь. Плохо скрываемая ярость в его глазах заставила ее задержать дыхание. — И не забывай этого.

— Никогда, — сказала она голосом, переполненным ядом, — никогда, никогда… — Ее слова захлебнулись в шепоте, как только Слейд исчез из поля зрения. — Никогда, — сказала она и уткнулась лицом в ладони.

Почему он так на нее разозлился?

Слейд сжал зубы.

Каждый раз, когда он пытался говорить что-то стоящее, Лара искажала его слова, бросала их ему в лицо, и он заканчивал тем, что говорил вещи, о которых и не думал. Она не принадлежала ему. Он вообще не мог представить мужчину, которому она могла бы принадлежать. Она была слишком независима для этого.

Он сильнее нажал педаль газа, хотя «блейзер» и так уже почти летел.

Если бы у него была хоть капля мозгов, он позволил бы ей и дальше собираться. «Счастливо и поздравляю с избавлением» — так он должен был ей сказать. Просто оставь моего сына здесь — и можешь убираться из моей жизни. Но Майкл заслуживал мать и отца, и поэтому он, Слейд, теперь терпеливо сносил присутствие жены.

Он скосил глаза. Лара постаралась сесть как можно дальше от него. Ну и отлично. Смешно! У него было не больше желания оказаться с ней в постели, чем, к примеру, полететь на Луну.

Какой мужчина захочет заниматься любовью с дикой кошкой? Взять ее за руки, целовать ее тело, лизать ей груди, бедра… Размыкать ее рот своим ртом, раскрывать ее лепестки, как будто она была цветком, затем опуститься между ее ног, сжать ей пальцы и смотреть, как глаза ей заволакивает пелена удовлетворения, когда он входит глубоко, еще глубже…

Слейд подавил стон, сел прямо и попытался сосредоточиться на дороге. Если бы она сказала что-то, хотя бы спросила, куда они едут…

Но она не произнесла ни слова с тех пор, как сошла по ступенькам крыльца с каменным лицом и прошагала к машине. «Не слишком удачное начало уик-энда», подумал он с грустью.

Проклятье, что там творится в ее голове?

«Черт, — терзалась Лара, — что там происходит в голове у Слейда?»

Он, наверное, ждал, что она спросит, куда они едут. Пусть подождет. Она скорее взорвется, чем что-нибудь у него спросит.

Лара стала думать об этом, едва они сели в машину. Сначала она решила, что они едут в бостонский отель; затем — что в Кейп-Коуд… но поворот туда они давно проехали. Теперь даже элегантные гостиницы с симпатичными завтраками в постель остались лишь в воспоминании.

А Слейд молчал.

Лара кинула на него настороженный взгляд из-под ресниц. Не человек, а монумент. Тяжелый профиль, сжатые губы, четкий угол подбородка.

Плевать ей, что он разозлился. Он поманил ее надеждой, позволил думать, что освобождает от этого нелепого брака. Лара вздрогнула, скрестила руки и вжалась в сиденье. Почему он такой упрямый? Идея со свадьбой не могла сработать — разве непонятно? У Майкла не будет счастливого дома, если его мать и отец презирают друг друга.

Но говорить об этом не имело смысла. Слейд Бэрон был не только надменным и самовлюбленным, но еще и упрямым как осел.

И еще он был самым красивым мужчиной в мире. И великолепно целовался.

Лара заморгала и выпрямилась.