Дело могло запахнуть керосином в любой момент.
— Он сказал мне, что влюбился как пацан, что ждал эту девочку с красными волосами всю жизнь и что именно с ней он счастлив, представляешь?!
— Я рад за него.
— Миша! — Наталья Ивановна задохнулась возмущением и молча осела на табурет.
— Наташ, послушай, — Михаил Константинович потянул руку и погладил жену по кисти. Скандала жуть как не хотелось. — Ярославу уже тридцать один. Он давно вырос и сам в состоянии решить, с кем ему жить и кого любить. Он взрослый, Тат, правда.
Наталья Ивановна какое-то время молча смотрела на мужа, а потом так же молча встала, забрала его тарелку и положила добавку. Поставила перед мужем, села напротив, подперла голову рукой и вздохнула.
— Да знаю я, что вырос. Понимаю, что взрослый. И сам все решит. Только….
— Только — что?
— Счастья ему хочется, понимаешь? Чтобы счастлив был. А он с женщинами какой-то… все у него никак и наперекосяк.
— Скажи мне, Наташа, — Михаил Константинович решил, что с добавкой он успеет разобраться. — А на кого наш сын характером похож, как ты считаешь?
— Спрашиваешь! — фыркнула Наталья Ивановна. — Вылитый ты!
— Ну и чего ты тогда переживаешь? Если сын характером в меня. А я, между прочим, в женском вопросе — специалист высшего класса.
— Да ну?
— Ага. Очень удачно женился. Ты так не считаешь?
Наталья Ивановна некоторое время молча созерцала мужа. А потом расхохоталась.
— Ну ты и жук, Огарёв!
Михаил Константинович довольно кивнул и вернулся к ужину. Гроза миновала. А Наталья Ивановна снова вернулась к своему телефону и открыла страничку с фото.
— Да, красные волосы — дело наживное. А лицо у девочки хорошее. Может быть, и правда… срастется все. Миш, как думаешь, мне бы в двадцать пошли такие волосы?
Михаил Константинович Огарёв поперхнулся картошкой.
Глава 6. Все вокруг в волшебных красках, бесконечных нежных ласках. А началось все так невинно — с пива и преферанса
— У нас сегодня вечером гости.
— Какие? — я даже не сразу поняла, что именно мне сказали.
— Званые, — буркнул Огарёв. Он в последнее время преимущественно именно так и разговаривал — бурканьем.
Я зависла. Гостей у нас — так, нет никаких «нас»! — у Огарёва за все время, что я жила у него, не наблюдалось.
— А-а-а…. Н-у-у-у…. Мн-э-э-э… — с помощью этих невразумительных звуков я пытались стимулировать собственную умственную деятельность. Без заметных, надо сказать, успехов. И Ярослав надо мной смилостивился и снизошел до объяснений.
— Раз в квартал, в последний месяц, пятнадцатого числа мы собираемся с друзьями поиграть в преферанс.
«Понимаете, каждый год тридцать первого декабря мы с друзьями ходим в баню», — как в синхронном переводе зазвучало у меня в голове знакомым всем без исключения голосом.
— И одного из друзей зовут Павлик? — продолжила я мысль.
— Нету Павлика, — Огарёв как-то странно посмотрел на меня. — Тоха, Игорян, Макс.
— Ясно, — вздохнула я. Так, надо собрать мозг в кучу. — Мне уйти, да?
— Да что ты так и норовишь уйти куда-то?! — заорал вдруг Огарёв. Потом выдохнул. Посопел. И продолжил уже спокойнее. — У нас эта традиция со студенческих времен сложилась. Там… в общем, это долгая история. |