И я поверила тете.

***

Ах, как было хорошо в бане! Без сильного жара, тепло. Мягко как-то. Приятно ныли руки и ноги от непривычной нагрузки. Тетушка даже веником меня похлопала. А я — ее.

— А ты чем занимаешься-то, племянница? — тетушка налила нам в чашки чаю — самовар мы перенесли из дома в предбанник. — Чем на пропитание зарабатываешь?

Я задумалась. Над тем, как объяснить своей деревенской тетке род своих занятий. А она поняла мое молчание по-своему, обняла за плечи.

— Да ты не бойся, попрекать куском не стану, не пропадем! Интересно ж просто. Каким человеком Алькина дочь стала. Мать твоя была рукодельница — каких поискать. А уж стряпуха была — первая на всю улицу, хоть и молодая. Эх…. — вздохнула тихо. — Как время-то пролетело, племянница…

Я положила голову на плечо тетушке и помолчала. А потом как могла — так и рассказала. Чем ее племянница на хлеб себе зарабатывает.

Антонина Петровна смотрела на меня недоверчиво. Поправила простынь у груди. Отхлебнула чаю.

— И чего… И нравится, что ли, мужикам-то? Когда у бабы там… лысина?

— А при чем тут мужики? — я едва сдерживалась, чтобы не засмеяться. И вспомнила вдруг, как Ярослав отреагировал на известия о мужской эпиляции. Был примерно такой же ошарашенный и недоверчивый взгляд. Н-да, такими темпами я его долго буду забывать. — Это просто удобно. Для гигиены… и вообще…

Тетя хмурила брови, осмысливая услышанное. Почесала голову.

— Ну, оно, может, и правда… удобнее, — наконец произнесла тетка задумчиво. — А рожать вон — все одно бриться заставляют. А ты что же, тоже там все добро себе извела? — кивнула на мои бедра.

— Угу, — я чувствовала, что сейчас начну краснеть.

— Ну, значит, тебе и бриться не придется, — вынесла одобрительный вердикт тетка. — А все ж таки — неужели мужикам так нравится?

Про всех не знаю. А Ярославу Огарёву — очень. Я вздохнула. И про Богдана решила на всякий случай не рассказывать. Этого тетя точно не поймет.

— Нравится, — я поняла, что таки краснею. А, хотя, мы ж в бане. И так обе розовые.

— Да уж, видно, так нравится, что совсем соображение теряют, — хмыкнула тетя. — И девок брюхатят почем зря.

— Тетя… — начала я и замолчала. Не могла я говорить о Ярославе. Может быть, потом. Когда уляжется все.

— Да не говори ничего, все понимаю, — тетка прижала мою голову и поцеловала в висок. — Пошли-ка, еще разок зайдем в парную.

***

На следующий день мы снова копали картошку. И я под это дело расспросила у тёти про своего отца.

— Отчество тебе мать по деду дала, — тетушку отбросила ворох сухой ботвы и поправила платок. — А звали его Серега.

Надо же… Сергей. Сложись двадцать с лишним лет назад обстоятельства иначе — у меня было бы отчество Сергеевна.

— А фамилия?

— Так тоже Карманов же! — фыркнула тетя. — У нас тут полдеревни Кармановы.

Ага, ясно. Значит, фамилия Карманова — это точно моя судьба.

— А где… он теперь? Ты знаешь?

Тетка какое-то время смотрела на меня. А потом вздохнула.

— Умер.

— Как?

— Умудрился пьяный на рельсах уснуть. В закрытом гробу хоронили.

Когда я осознала услышанное — всхлипнула. И тетя спешно подошла ком не, утерла слезы уголком платка.