Ответ коротким должен быть - венгерцы мы. Понятно ль вам?
Промолчали мужики, а предводитель, советами их боле не донимая, тщательно умылся, почистил свой кафтан и пошел по грязной узкой улочке прочь от дома. Мужики поглядели ему вслед, почесали в голове, чего-то повздыхали и принялись за харч, направленный к ним от губернаторских щедрот. Когда изъяли из бочонка пробку, в нем оказалось красное вино, которое на пробу, снятую Игнатом, отменнейшим явилось - вкусным, сладким и душистым. Выпили. Повеселев, расковыряли короба, в которых хлеб лежал, прекрасные на вкус плоды, коровье масло и ещё какая-то затейливая снедь, навроде перемолотого мяса, наперченная и вонькая. Было решено в отхожем месте её тут же погубить. Корову потом приговорили - топорик призаняли в соседнем доме. Вертел мужики устроили прямо перед входом, раздобыли дров, и зачадило, завоняло на всю округу! Ходили вокруг шипящей горячим жиром румяной туши, потирали руки. Им по нраву была такая воля. А когда прибыли и те, кто оставался на "Святом Петре", обедать разместились. Огромными кусками резали прекрасную говядину, потчевали друг друга душистым португальским, лакомились фруктами. А после, подраспустив на штанах завязки, тихо порыгивая и поковыривая в зубах, блаженничали, чуток отяжелевшие, но довольные и собой, и своим предводителем, и португальцами. Им нравилась свобода.
- Робятишки, - сказал Игнат, - а чаво, с недельку, мню, и венгерцами можно побыть, горб-то не вырастет. Они, чай, тоже християне.
- Н-да, - отвечал ему артельщик Прошка, - кто уж они такие, не знамо мне, а вот жрать они горазды. Поживем...
Гундосый Федька, насупленный, угрюмый, которого, казалось, всю их долгую трапезу точила мысль какая-то, молвил глухо:
- Братва, так что ж, выходит, не обманул нас предводитель? Что сулил, то и сбывается?
- Выходит, - бросил Суета, отгрызая кусок мяса с огромного мосла.
- Ну а зачем тогда его сегодня Мишка Перевалов Вельзевулом обозвал? Нехорошо сие, обидно, наверно, было бате...
Все с неодобрением на востроносого капрала посмотрели, который и без того сконфужен был, а теперь и вовсе чуть не плакал.
- Братцы! - дрожащими губами взмолился Перевалов. - Не судите строго, сдуру брякнул, повинюсь я перед ним!
- А все от великой лжемудрости своей, от еретичества! - через кашель вытолкнул Сафронов Петр. - Блудослов ты!
Никто Михайлу ободрять и утешать не стал - каждый сожалел о том, что батю зазря позволили обидеть.
2. В ГОСТЯХ У ГУБЕРНАТОРА
Подходя к дому Фернандо Гомеша, Беньёвский вдруг отчего-то вспомнил, что ровно год назад, 12 сентября, он прибыл в Большерецк и примерно в то же время стоял возле ворот дома начальника камчатского, собираясь откушать у него. В голове блестящим фейерверком мелькнули приключения, случившиеся за год, Беньёвский самодовольно улыбнулся, поправил галстук и попытался отыскать глазами главный вход в дом губернатора, но со стороны фасада его не оказалось. Присмотревшись, Беньёвский увидал, что окон на первом этаже не было совсем, а окна второго заменяли амбразуры. Немало озадаченный, пошел он вдоль фасада, за угол свернул. Высокая стена окружала обширный двор, и только здесь, у незаметной двери, увидел двух часовых при ружьях и при шпагах. Подошел, представился. О его приходе знали, долго с хитрыми замками возились и наконец впустили адмирала во двор.
- Ах, Мориц! - тут же услыхал Беньёвский знакомый голос.
Стоя на террасе, примыкавшей к дому, рядом со столом, заставленными яствами, Фернандо простирал к нему свои украшенные браслетами руки.
- Ну, ну, ступай смелей! Я жду тебя уж четверть часа - для губернатора Макао это чересчур.
Беньёвский пошел по небольшому садику, окруженному стенами, сплошь увитыми плющом, с померанцевыми, лимонными, апельсиновыми деревцами, посаженными в большие кадки, в центре которого устроен был бассейн с прозрачнейшей водой. По узким дорожкам садика ходило несколько павлинов, кричащих иногда жутковато-пронзительно, дико. |