Зловонно чадила лампа. Скребла за печью мышь. Беньёвский решил спросить у каждого:
- Вы, господин Хрущов, мнение господина Гурьева разделяете?
- Разделяю и одобряю! - решительно сказал гвардеец. - Черт попу не товарищ!
- Хорошо, а вы, господин лекарь?
- О, никак нельзя нам доверяться сей пьяной рвани! - заявил Мейдер.
- Прекрасно, теперь вы, Батурин.
Старый артиллерист смутился:
- Право, не знаю. Но мне кажется, подбивать мужиков - намерение неосторожное. Ненадежное предприятие...
- Хорошо. Теперь Степанов.
- Лучше бы обойтись без мужиков... - ответил бывший капитан.
- А вы, Панов?
- Плевать хотел я на помощников таких! Сами мы, сами!
- Август Винблан, твое мнение...
Швед, ещё плохо понимавший русскую речь, тряхнул длинными патлами и с негодованием заявил:
- Грязные, вонючие псы! И шелудивые... - прибавил он услышанное недавно слово и сделал изрядный глоток водки.
Они немного помолчали. Наконец Гурьев, отчего-то внезапно присмиревший, тихо, устало сказал:
- Господин Беньёвский, есть иной план. Выношу его на апробацию присутствующих.
- Рады услышать, - будто сильно заинтересовавшись, сразу приподнялся на постели Беньёвский, еле заметно улыбаясь.
Гурьев провел рукой по лысоватой голове и начал:
- Поелику прожект прельщения мужиков для команды судна великого абсолютным большинством отвергнут, предлагаю воспользоваться судном малым, а именно старой байдарой, на которой сотник Черных с казаками на Курилы ходил года три назад. Лежит та байдара, я знаю, на берегу реки Большой, верстах в пяти от острога. Поднять может человек пятнадцать-двадцать с легкостью, а посему на том судне по летнему времени безо всякого подлого люда в помощниках мы шутя до ближайшей гишпанской аль португальской колонии доплывем.
- А господин Гурьев, как видно, дело говорит, - заметил Панов.
- Возьмем байдару по весне - и айда в море! - с пылом воскликнул Хрущов, но Мейдер, опасливо качая головой, возразил:
- Боюсь, байдара - судно ненадежное, а по весне тоже немалые штормы случаются, - но его резко оборвал Хрущов:
- А сидел бы ты, пластырь, у себя в избе да нас не смущал! С твоей осторожностью бабьей до смерти в сей дыре кваситься придется!
Беньёвский внимательно выслушал все мнения и, не смущаясь тем, что потерпел недавно пораженье полное, сказал:
- Хорошо, господа, план сей считаю недурным, но спешу одну прибавочку сделать. Пустяковую, впрочем.
- Ну, давайте, - снисходительно позволил Гурьев.
- Чтоб Нилову глаза отвесть, надо бы нам местного священника, отца Алексия, склонить к тому, чтобы он ту байдару у капитана выпросил под видом необходимой для проповеди Божьей на островах. Мыслю, Нилов священнику не откажет, а мы тем временем провиант в избытке заготовим, оружие и будем ждать весны. Так что, ежели не хотите мужиков прельщать, соблазните хотя бы их пастыря.
- Ну, сию прибавочку опробовать не грех, - снисходительно кивнул Гурьев, - но токмо ролю ту тебе играть придется.
Господа заговорщики, видя, что беседа вся уж вышла, стали расходиться. Всем понятно было, что Семен Петрович Гурьев бывшего конфедерата сегодня поборол. А Беньёвский, со смиренным видом попрощавшись с уходящими, оставшись один, долго чему-то усмехался, кривя большой свой рот, и без того уж кособокий.
9. ДВА СОБЛАЗНЕННЫХ
Большерецкий батюшка, отец Алексий, был попиком грамотным, расторопным, веселым и всеми за то любимым. Священное Писание, подобно лютеранскому попу, знал от доски до доски, был языкастым, пронырливым, чинолюбивым, имевшим склонность без особой надобности пугнуть за грехи Страшным Судом, но частенько грешившим лично - вином побаловаться любил. Однако знали все, что через смешок и шутку, через улыбку и подмиг за православную веру был горазд постоять отец Алексий, и с иными из своих или заезжих немцев-купцов, если случались такие в остроге, до брызги слюнной, до щипания бород мог поспорить о вере пьяноватый священник. |