Трое без масок скучно протопали мимо прилавка с пирожками, мимо песочницы с девочкой, мимо ее мамаши с тоской на лице и мимо первой в ряду спецмашины на подступах к «Бетабанку». Ввиду пугающего скопления там полиции они попятились и тихо отступили в боковую улочку, откуда на стареньком ишемически задыхающемся троллейбусе перебрались в спальный микрорайон Водников.

И только там, в малогабаритной двушке Лилечки, рассмотрели свою добычу.

– Это и есть его новая книга? – Ося повертел в руках толстую тетрадь в клеенчатом переплете.

– Это рукопись, Осенька, – мягко сказала Лилечка. – Когда ее напечатают, тогда будет книжка.

– Никогда ее не напечатают! – радостно осклабился их третий товарищ.

У него была непропорциональная грушевидная голова: крутой лоб, впалые щеки и узкий подбородок. Сходство с электрической лампочкой усиливала сияющая лысина.

– Ну почему же, Петя, почему же, возможно, в отдаленном будущем все-таки напечатают, – не согласился с ним Ося. – В самом деле, нехорошо будет, если этот труд совсем погибнет для истории.

– Ах, Ося! Поживешь с мое – узнаешь, что некоторым трудам лучше было бы никогда не выходить на свет божий, – вздохнул Петя, с намеком похлопав себя по лысине.

Он отчетливо ассоциировал ее с богатым жизненным опытом, которого Ося пока еще не приобрел.

У Оси лысины не было, имелась пока только маленькая розовая плешь, совершенно несерьезная и даже смешная. Ося плеши стеснялся и маскировал ее головными уборами, которых в его распоряжении было очень много: Ося работал костюмером в муниципальном театре. Балаклавами себя и товарищей, кстати, обеспечил именно он.

– Мальчики, мальчики! Не надо ссориться! – попросила Лилечка.

Ей было крепко за пятьдесят, и читатели библиотеки, в которой она похоронила лучшие годы своей жизни, называли ее Лильвасильной. Лилечкой она была для друзей и боевых товарищей, соратников по борьбе с тоталитарным режимом, который довел некогда великую страну до такого состояния. До какого именно, лучше всех рассказывал желчный Петя. После того как НИИ, в котором он проектировал гидротехнические сооружения, разогнали, Петя торговал на блошином рынке книгами и отточил мастерство вольнодумного оратора до совершенства. Времени для культурного роста у него было много – НИИ закрылся еще в начале девяностых.

Они устроились за кухонным столом. Хозяйка дома Лилечка заварила дешевый пакетиковый чай и насыпала в вазочку твердокаменных сушек. Петя автоматически погладил вставную челюсть и досадливо сказал:

– Все же я считаю, что эту рукопись надо сжечь.

– Как?! – ужаснулась библиотекарша.

– Как, не читая?! – возмутился любопытный Ося. – Но нам же надо изучить этот труд и убедиться, что мы были правы!

– Это да, – согласился с ним Петя. – Ну, давайте изучать.

Ося молча передал тетрадь Лиличке. Она раскрыла ее, разгладила страницы, сделала вдохновенное лицо и с выражением прочитала:

– Хидрый большой серый волк придуривал в чучело у ретизов и хотел поймать милых заяцов!

Ося шумно поперхнулся чаем.

– Бог мой, какая профанация! – подкатив глаза, вздохнул Петя, как будто даже не удивленный. – Лев Батюшкин – бездарь. Он даже не дал себе труд зарифмовать предсказания!

– Ни рифмы, ни ритма, ни грамотной русской речи, – подтвердила Лилечка и с брезгливой гримасой на лице дочитала абзац до конца: – Ряд милых заяцов тянули с мамой и не ожидались с волком. Мама боротилась за защиту детей. После поймки маленький заяц волку пел, танцевал, играл гитар.