– Мне кажется, что Рельос для нас безвреден.
Он умалчивал при этом, что несколько раз у него и у Синяева появлялось недомогание, считая его причиной переутомление от напряженной работы. Он хорошо знал повышенную мнительность по отношению к ним каллистянских врачей, испытав это на самом себе после случая с камнем на Кетьо.
«Скажи я об этом, и они, чего доброго, вернут нас на Кетьо или на Сетито без всякой нужды», – думал он.
Пока шла работа над переводом, теси‑установка со спутника Каллисто ежедневно посылала сигналы на Землю. По глубокому убеждению всех – людей и каллистян, слова «Петр Широков» не могли остаться незамеченными. Точность расчета и надежность автоматического управления лучом не вызывала сомнений.
– Вспышки появляются над Москвой, – говорил Синяев, когда Широков снова начинал сомневаться. – Или, во всяком случае, близко от Москвы. Между Рельосом и Солнцем нет ни одной звезды, и луч не может уклониться.
– А само Солнце? – спрашивал Широков.
– Влияние гравитационного поля Солнца учтено при расчете.
– Но Земля вращается.
– И это учтено. Теси‑луч движется, правда, абсолютно незаметно для самых точных приборов в сторону вращения Земли. Сигналы вспыхивают на одном и том же месте.
– И ты уверен, что нет ошибки?
– Уверен.
– Почему же тогда мы передаем сигналы на трех языках?
– На этом настаивают каллистяне. Они хотят обеспечить успех на сто процентов. А вдруг луч не совсем точно направлен?
– Значит, это все‑таки возможно? – разочарованно спросил Широков.
– Разумная осторожность, не более.
– А основной текст тоже будем передавать на трех языках?
– Да. По три раза каждую фразу. На русском, английском и французском.
– Тогда уж лучше не на французском, а на латинском.
– Ты его так хорошо знаешь?
– Не хуже, чем русский.
– Какой ты у меня умный. – Синяев провел пальцами по лбу Широкова. – Значит, английский и латинский. Ты будешь переводить; это не трудно, раз есть русский текст. А я зашифровывать азбукой Морзе. Латинские и французские буквы одинаковы.
Но, несмотря на все усилия, к пятнадцатому октября перевод не был закончен. Синяев предложил Зивьеню, руководившему всей работой, отложить начало передачи основного текста, продолжив вступительные слова.
– Мы считаем, что можно начать, – ответил тот. – Зачем заставлять ждать людей Земли? Им это, вероятно, будет тяжело. Мы начнем, а вы продолжайте работу. Я уверен, что никаких затруднений больше не встретится. В оставшейся части текста нет новых для вас слов.
На том и порешили.
И через день дежурный звездолет совершал рейс на спутник Каллисто, доставляя туда очередную партию металлических пластинок, на которых по особой системе наносились знаки, соответствующие точкам и тире азбуки Морзе, выполненные на бумаге рукой Синяева.
Эти пластинки закладывались в теси‑установку, которая автоматически отправляла «телеграмму» на Землю.
– Вы можете передавать триста знаков в минуту, – сказал Синяев Зивьеню. – На Земле есть операторы, которые могут принять текст при такой скорости.
– Это облегчит работу, – ответил Зивьень. – Но будут ли использованы такие операторы?
– Несомненно. Если только слова «Петр Широков» были увидены и поняты. Кроме того, на Земле могут снимать вспышки на киноленту.
Прошел еще один земной месяц, и работа по переводу была успешно закончена.
– Теперь, – сказал Широков, – я не буду иметь покоя, пока мы не получим ответа. |