Диегонь и его спутники прошли через нижний вход и очутились в длинном коридоре, идущем, по‑видимому, вокруг всего стадиона. Было много дверей с цифрами на них, что напоминало коридоры театров.

Диегонь открыл дверь с цифрой «I», и они вошли в кабину. Она была величиной с большую театральную ложу и открыта спереди и сверху. Только в задней части был сделан навес.

Вельдь был уже почти полон. Это было колоссальное сооружение, с уходящими куда‑то далеко в высоту, более крутыми, чем на земных стадионах, секторами для зрителей. Кабины, подобные той, где они находились, шли по нижнему ярусу. Остальные места были совершенно открыты и залиты ослепительным светом Рельоса. Они пестрели всеми цветами радуги, с линиями черных лиц над разноцветными костюмами.

– Для кого предназначены эти кабины? – спросил Синяев.

– Для тех, кто по каким‑либо причинам не может находиться на открытых местах, – ответил Синьг. – Например, болен.

– Значит, чтобы попасть сюда, требуется свидетельство врача?

– Нет, зачем же? Предоставить место в кабине просят те, кто болен, – не понял вопроса Синьг, – но не очень. Если нужен врач, человек сидит дома.

Широков сел почти у самой задней стенки, под защиту навеса. Но и отсюда весь вельдь был как на ладони.

Он был похож на земные стадионы, но ни на минуту нельзя было забыть, что это построено не на Земле. Все было иным, все имело отпечаток архитектуры, чуждой людям. Вельдь был выстроен не из камня, не из металла, не из дерева и не из пластмассы. Это был все тот же удивительный материал, казавшийся прозрачным и блестящим, но бывший непрозрачным и матовым. Нигде не было солнечных бликов, яркий свет Рельоса не отражался ни от гладких стен, ни от полированных панелей, которые точно впитывали его лучи в свою «прозрачную» глубину. Невольно казалось, что все кругом должно быть раскалено, но стены и барьер были холодными на ощупь.

Вельдь имел овальную форму. Кругом шла, по‑видимому, беговая дорожка странно белого цвета, словно из утрамбованного снега. В середине помещалось игровое поле, но не прямоугольное, а также в форме эллипса. Оно было покрыто ярко‑оранжевой травой.

Ждать пришлось недолго.

Раздался звонкий удар, повторившийся три раза.

С четырех сторон на поле выбежали команды. Тут были юноши и девушки. Их было много, человек по тридцать в каждой группе. Они были одеты в плотно облегающие тело костюмы, белые, зеленые, розовые и голубые. Каждая группа вынесла по четыре соответственно окрашенных больших обруча. Сойдясь на середине, они обменялись этими обручами и разбежались по краям травяной площадки.

Широков видел, как вышли команды, успел рассмотреть их, но внезапно почувствовал, как от сердца к голове прошла волна холода. Стадион потускнел перед его глазами и как‑то странно покачнулся.

Спутники, сидевшие впереди, превратились в туманные пятна…

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Открыв глаза, Широков сразу подумал, что этот припадок сильнее всех предыдущих и что надо немедленно сказать Гесьяню, но не увидел ни Гесьяня, ни стадиона.

Он лежал в своей комнате. Окна были закрыты темно‑синей завесой. Комната освещалась слабым сиянием, исходившим из потолка, и в ней было полутемно.

«Полет на олити… вельдь… Дьеньи в белом платье… – подумал он. – Неужели мне все это только приснилось?»

Он посмотрел на стоявший напротив диван, но не увидел, как ожидал, своего друга. Синяева не было, и даже постель не была постлана. Сам Широков лежал раздетый, под легким покрывалом.

«Что‑то неладно, – подумал он. – Что же сейчас: день или ночь?»

Повернув голову к окну, он внезапно увидел Синяева, который, совершенно одетый, сидел в кресле.