Невидимый снаружи, лорд-канцлер стоял в сторожке у ворот и смотрел через бойницу на площадь. Чтобы побыть наедине со своими мыслями, он отпустил стражников, которые обычно несли караул в этой душной комнатке. Спрятав пухлые руки в рукава своей зеленой мантии, лорд-канцлер хмурился. Не допустил ли он непоправимую ошибку.

— Лорд-канцлер?

Старик медленно обернулся и грациозно, несмотря на полноту и возраст, поклонился.

— Мой принц. Милорд Балин. — Он посмотрел на обоих с извиняющейся улыбкой. — Мне очень жаль, милорд, что его возвышеннейшее величество не может уделить вам время. У него сейчас, — пальцы махнули на бойницы, — другие заботы.

— Я в курсе этих других забот, — отрезал лорд Балин.

— Да, конечно. — Лорд-канцлер бросил на заморского лорда изучающий взгляд. — Его королевское высочество рассказал вам. Теперь я припоминаю. Иначе было бы неловко объяснять отсутствие вашего будущего зятя.

— Раз уж вы затронули эту тему, — лорд Балин улыбнулся, но его улыбка больше напоминала лезвие сабли, — я давно хотел спросить, почему для столь важной миссии, от которой зависит судьба всей Ишии, вы предложили принца Дарвиша, с его-то репутацией пьяницы и дурака?

— Однако при этой репутации вы обручили с ним свою единственную дочь, — мягко заметил лорд-канцлер.

Лорд Балин покраснел, но ответил спокойным голосом:

— Я не знал тогда о репутации его высочества. А вы, лорд-канцлер, знали.

— Ах, но репутация — это еще не весь человек. Не правда ли, мой принц?

Шахин сощурил глаза, а лорд-канцлер невозмутимо продолжал:

— Разве не вы устроили юного Фади, любимого сына вашего же слуги, на службу к вашему брату, в твердой уверенности, что его не тронут? Несмотря на репутацию вашего брата?

— Устроил! — прорычал Шахин. — Впрочем, я никогда не считал его бесчестным, только слабым. А в последнее время я увидел, каким человеком мог бы стать Дарвиш, если б не твои старания уничтожить его. Или станешь отрицать, что именно ты довел его до такого состояния?

— Отрицать? — Впервые в голосе лорд-канцлера зазвучала страстность. — Нет, мой принц, я не буду этого отрицать. Вы думаете, я мог не понять, каким человеком мог стать ваш брат? В пятнадцать лет он почти стал им, когда я начал, как вы выразились, «уничтожать» его. Он был рослым и сильным, красивым, но при этом мужественным. Он мог стать лучшим воином, когда-либо рождавшимся в этих краях, и, несмотря на мое «уничтожение», все же почти добился этого. Он был умным, добрым, мягким, когда хотел, и жестким, когда было необходимо. И, — лорд-канцлер уже кричал на изумленного наследника, — он имел то, чего нет у вашего возвышеннейшего отца и что далеко не в полной мере есть у вас, мой принц! Он имел подход к людям. Народ до сих пор любит его, даже такого, как сейчас.

Шахин попятился, ошарашенный горячностью старика.

— Опаснее всего, что он третий сын! Вы, наследник королевства, не представляете, что это значит, мой принц. Он не имеет ничего. Ничего.

Лорд-канцлер внезапно перешел на шепот, и мужчинам, внимавшим ему с открытыми ртами, пришлось напрячь слух, чтобы разобрать следующие слова.

— Остальные ваши братья и ваша сестра нашли себе занятие, но Дарвиш имел потенциал — он был многообещающим, мой принц. Стань он тем, кем должен был стать, он мог бы захватить все это. Если б ему надоело его ничто, — а кому бы не надоело? — народ Сизали отдал бы ему трон.