Слышалось верещание невидимых в темной листве дурашниц; резкие протяжные крики птиц порой заставляли на мгновение испуганно замолкнуть какую-то стрекочущую летучую мелюзгу.

Несколько минут Макс в растерянности разглядывал пестрое изобилие дикой жизни, окружавшее его, и пытался сообразить, куда попал. На ум приходила только Зеленая Дельта Гиледы. Недалеко отсюда должно быть Драконье Море — Кармасан, — в которое Гиледа впадает. А вот место, где Макс оставил Хору Лунарис и чуть навсегда не остался сам, отсюда очень и очень далеко.

Что ж… теперь он знает о своем спасителе две вещи: во-первых, «Палюс» — это не его настоящее имя, скорее, принадлежность к местности, ибо в переводе с древнего языка, из которого он это слово вытащил, оно означало бы «болотник»; во-вторых, он сильный маг, владеющий трансволо. Причем наверняка тем самым — тридцатиминутным: умирающего Макса Милиана спасла именно невероятная скорость, с какой была оказана помощь…

…Стараясь шагать ровно, Макс отправился на поиски воды. Обойдя дом, он нашел водосборную бочку, а заглянув в нее, наконец-то увидел себя со стороны… и отвернулся… Со стоном он опустился на траву, где сел, прислонившись к бочке спиной и обхватив руками колени…

Он был страшен и отвратителен сам себе. Не в силах плакать, Макс тихонько завыл от отчаянья.

Несложно представить, что чувствовал четырнадцатилетний мальчишка, в один день потерявший силу, красоту, надежду и… будущее. Отныне для него, калеки и преступника сумрачный храм дикой жизни с колоннами стволов донгора должен был стать последним приютом.

Стоило ли проходить Дикую Ничейную Землю, выживать там, где гибли другие, делать то, чего никто не мог сделать… ради того, чтобы в конце концов закончить свои дни так?..

Нечестно. Несправедливо… Охваченный отчаяньем Макс Милиан не видел ни одного из возможных выходов. Он метался во мраке, как птичка ормих, пойманная в простейшую из ловушек, куда и вход-то никогда не запирается…

Успокоился Макс нескоро, но все же каким-то образом он сумел победить отчаянье и взять себя в руки. Возможно, память сурового Джуэла Хака сыграла тут свою роль. Как бы там ни было, но он заставил себя встать и снова посмотреть на свое отражение в бесстрастном зеркале воды. «Твой новый облик. Привыкай,» — говорил он сам себе, утешаясь тем, что изуродована только правая половина лица, а также, что глаз под разорванной в трех местах бровью не пострадал.

Затем он крепко задумался, можно ли без риска для жизни напиться из этой бочки — стоящей посреди болота и наполненной дождевой водой, в которой вдобавок плавают какие-то огрызки. Выловив один такой огрызок и рассмотрев его поближе, Макс нервно рассмеялся: бочку заполняли рубленые корневища аира — известного средства для очищения воды.

Отбросив все сомнения, он вдоволь напился и даже погрузил в прохладную воду лицо; новая кожа правой щеки остро ощутила холодок.

…Как ни странно, Макс Милиан, тот самый, что без слез рыдал над своей несчастной судьбой, неожиданно обрел сильную волю к жизни, совсем как хищный шалфей в тяжелый, засушливый год. Более того, он заметно воспрял духом и посмотрел на сложившуюся ситуацию иначе: ведь теперь он свободен. Для Ордена и обоих Советов он мертв, а значит, больше ничего никому не должен. Ну не замечательно ли?..

До прихода Палюса Макс Милиан с искренним любопытством исследовал весь сухой островок, на котором стояла отшельничья избушка. Откопав в куче хлама за домом широкий нож, он срубил ровный молодой донгор и сделал себе посох. Меч Макс потерял еще в Провале, оставив его в теле стигийского паука.