Гости переглянулись. Разумеется, половины слов они не поняли, но эпитеты «великого» и «повелителя» не могли не произвести на туземцев впечатления.

    -  Я ее верный слуга и хранитель, - продолжил ведун. - Дозвольте мне вернуться к своей госпоже, преклонить пред ней колени и продолжить свою службу…

    «Хоть горшком называйте - только руки развяжите!» - добавил уже мысленно Олег.

    -  У нее ныне и без тебя слуг хватает, - недовольно буркнул синежилеточный. - Шаманка ни на шаг не отходит. Охрамира дурным воем отгоняет, нового идола в святилище обещает поставить. Вещает про посланницу великой праматери Суджер, голос Уманмее.

    -  Они не знают, как правильно ей служить! - мотнул головой Середин. - Я прошел с госпожой половину мира, только я достоин умасливать ее ноги и подносить ей кушанья!

    Мужчины одинаковым жестом отмахнулись, повернулись к дверям.

    -  Если не дадите пожрать, я просто сдохну, - пообещал им в спину ведун. - Будете тогда советов у своей шаманки спрашивать.

    -  Нам не нужны советы рабов, - бросил через плечо один из посетителей, и дверь закрылась.

    -  Уроды, - вздохнул Середин. - Вот скопычусь, протухну здесь - будете знать. Хрен вам будет, а не погреб.

    Спустя пару часов стало ясно, что угроза возымела действие. В поруб спустился широкоплечий туземец с загорелым до черноты лицом и большущей пастью, напоминающей трещину на перезрелом капустном кочане: торчащие во все стороны зубы и неровные, широкие, морщинистые губы. Одет он тоже был в войлок, но и халат, и шапку, и жилетку и даже голенища сапог оторачивал дорогой соболий мех. В одной руке тот держал деревянную миску, в другой - глиняную крынку.

    -  Давно бы так, - обрадовался ведун. - Развяжи мне руки. Перекушу, потом…

    Договорить Олегу не дал сильный удар ногой по лицу:

    -  Заглохни, кулой! Ты крал добычу у меня, знаменитого Миргень-Шагара. Ты сдохнешь. Я порежу тебя на куски и разложу твое мясо по капканам. Лишь любопытство Джайло-Манапа и мудрого Радозора ныне отодвинуло твою участь. Но я могу пока взять твою руку или ногу, выродок. Говорить ты можешь и без ног. Помни об этом, кулой!

    От второго удара Середин увернулся. Продолжать избиение его кормилец поленился и ушел, оставив наедине с щедрой порцией подкисшего и пересохшего, с вкраплениями плесени творога и налитой до краев в крынку водой.

    Обед превратился в подобие циркового представления. Пытаясь удерживать зубами край кувшина и одновременно пить, Олег вылил себе за ворот половину воды. Творог со дна пришлось вылавливать языком. Хорошо хоть, не видел никто такого позорища. Расправившись с угощением, ведун раздавил телом крынку и попробовал перетереть путы об острые края осколков - но не тут-то было! Веревок он не видел и не чувствовал, руки еле двигались, глина крошилась. К тому же живот начало скручивать приступами острой рези. Похоже, после нескольких дней голодовки закинутая внутрь порция показалась желудку до обидного маленькой.

    А потом про пленника забыли почти на двое суток.

    Когда дверь открылась снова, Олег лежал на полу уже в полубеспамятстве, воспринимая окружающий мир через пелену отрешения, словно бредовый сон. Во рту пересохло, язык совсем не шевелился. Увидев над собой лицо с тонкими усиками, Середин усмехнулся. Он различал шевеление губ, догадывался, что у него опять пытаются что-то вызнать, но смысл слов совершенно не воспринимал.