— Дерзость? Хотя я сам понял неуместность своего предложения и в одном из последующих писем просил императрицу, если моё предложение неуместно, просто о нём забыть.

   — И очень правильно сделали, мой друг. Хорошо, что вы не стали тянуть со своим извинением. Оплошность была слишком велика.

   — Князь, пощадите! Не хватит всей жизни, чтобы разобраться, что допустимо, а что совершенно недопустимо в России.

   — Но вы только что говорили, что уже в совершенстве изучили мою страну!

   — Ребячество! Сущее ребячество! Но всё же расскажите, прошу вас, князь, о девочках из столь необычного учебного заведения.

   — Я бы на вашем месте, Дидро, был горд, как много ваших советов оказались претворёнными в практику нашего Смольного института. Прежде всего — никакой изнеженности и постоянное общение с природой. Это значит, жизнь и сон в очень прохладных покоях, самая простая пища — мясо и овощи, самое простое питьё — вода и молоко. Обязательные ежедневные прогулки, во время которых проводятся объяснения по ботанике. По секрету мне удалось узнать, что государыня так строга в отношении монастырок, как их у нас называют, что на каждый день они должны ходить в козловых башмаках, что лайковые туфельки им выдаются только по случаю танцев и что они вынуждены пользоваться самой грубой пудрой.

   — Вы ждёте, князь, чтобы я сказал, насколько я взволнован? Но всё это лишь нормальные условия воспитания ребёнка — не более.

   — Во Франции, может быть, но не в России.

   — Но что они узнают о своей будущей жизни?

   — Опять-таки немало. Их учат вести домашнее хозяйство, а главное — всё время быть занятыми практическими делами. На одном из десюдепортов института я сам видел аллегорическую сценку с девизом института: «Не будь праздна».

   — Им помогают в этом отношении и в семьях?

   — О, нет. Они не должны бывать в родительском доме всё время обучения в институте.

   — Но это же множество лет!

   — Двенадцать. Впрочем, родители и родственники имеют право и обязанность их навещать по специально отведённым для этого дням, правда, в общей зале и под присмотром надзирательниц.

   — Конечно, монахинь.

   — Вовсе нет. Монахини в Смольном живут в отдельном от воспитанниц корпусе. Они имеют отдельную еду и отдельную церковь. Её императорское величество не сторонница их встреч.

   — Но если это не монастырские условия, у девочек должны быть хоть какие-то развлечения, игры.

   — Я не настолько осведомлён о жизни института, но думаю, о развлечениях никто бы не стал заботиться. Да и к чему? Всё их свободное время занимает театр.

   — Их возят на театральные представления?!

   — Да, в некоторых случаях во дворец. Но больше они заняты спектаклями, которые ставятся на институтской сцене.

   — Припоминаю, я сам дал обещание её императорскому величеству написать несколько пьес для её питомиц.

   — Только обещали?

   — Только. За множеством дел это оказалось практически невозможным. Может быть, увидев этих сильфид, я скорее сочиню обещанные для них пьесы.

   — Я хочу вступить с вами в заговор, Дидро. Не насилуйте себя, в этом в действительности уже нет никакой нужды.