Она сказала. "Ага, Магдалина", -
произнес он с коротким смешком и, так же внезапно освободив ее от напора
своего взгляда, продолжал свой глухой разговор с Левандовской.
Погодя он замолк, закурил и, отдирая прилипший к яркой, словно
воспаленной губе кусочек папиросной бумаги, сказал: "Идея, госпожа
Левандовская. Возьмите на мой счет автомобиль и поезжайте в оперу - у меня
вот оказался свободный билет, вы как раз успеете".
Левандовская поблагодарила, степенно возразив, что сегодня устала и
остается дома. "Можно вам сказать два слова?" - недовольно проговорил
Мюллер и встал со стула. "Выпейте еще чашку", - спокойно предложила
Левандовская. Он пожал плечами, окинул Магду каким-то хлещущим взглядом,
но вдруг просиял добродушной улыбкой, сел на диван рядом с ней и принялся
рассказывать серию анекдотов о каком-то своем приятеле певце, который в
"Лоэнгрине" не успел сесть на лебедя и решил ждать следующего. Магда
кусала губы и вдруг наклоняла голову, помирая со смеху. У Левандовской
уютно трясся бюст.
Он позволил себе роскошь медленного подступа, осторожных и ласковых
взглядов, даже вздохов. Левандовская, получившая только небольшой задаток,
а заломившая неслыханную цену, не отходила ни на шаг. С ее согласия Магда
перестала позировать и проводила целые дни за вышивкой. Иногда, когда она
вечером выводила собаку, Мюллер вырастал из сумерек и шел рядом с нею, и
ее это так волновало, что она невольно ускоряла шаг, и забытая такса
отставала, упорно и грустно ковыляя бочком, бочком. Левандовская вскоре
почуяла эти встречи и стала выводить собаку сама.
Так прошло больше недели со дня знакомства. Однажды Мюллер решил
принять чрезвычайные меры. Платить огромную сумму, которую просила сводня,
было нелепо, раз дело выходило само собою. Придя вечером, он много
наговорил смешного, выпил три чашки кофе, затем, улучив мгновение, подошел
к Левандовской, поднял ее, быстрой, мелкой рысцой понес в ванную и, ловко
переставив ключ, запер дверь. Левандовская была так поражена, что первые
полминуты молчала, - потом, впрочем, принялась вопить, стучать и ухать
всем телом в дверь. "Забирай свои вещи и айда", - обратился он к Магде,
которая стояла среди гостиной, держась за голову.
Они поселились в хорошей комнате, снятой им накануне, и, едва
переступив порог, Магда с охотой, с жаром, даже с какой-то злостью
предалась судьбе, осаждавшей ее так давно, так упорно. Мюллер, впрочем,
нравился ей совсем по-особенному, - было что-то неотразимое в его глазах,
в голосе, в ухватках, в его манере толстыми жаркими губами ездить вверх и
вниз по спине, между лопатками. Он мало с ней разговаривал, часами сидел,
держа ее у себя на коленях, посмеиваясь и о чем-то думая. Она не знала,
какие у него дела в Берлине, кто он, - и каждый раз, когда он уходил,
боялась, что он не вернется. |