– Ты сядешь позади меня и будешь крепко держаться, а я привяжу тебя к седлу, чтобы ты не упала, даже когда твои руки устанут. Будет страшно... Я перепугалась до смерти, когда Телор в первый раз посадил меня на свою лошадь, но ничего по настоящему опасного в этом нет. Я надеюсь, что в том плане, который я придумала, тебе ничего не будет угрожать, но давай начнем собирать тюки, если ты все еще не передумала ехать со мной и не боишься испытать на себе ярость отца. Если ты сейчас убежишь домой, то ничего умнее этого сделать нельзя, я же не подумаю о тебе плохо, клянусь.

Энн ничего не ответила, она просто поднялась и стащила с тюфяков одеяла. В одно из них Кэрис завернула старую арфу Телора, подумав о том, что же произошло с лютней. Потом одежду, кольчугу Телора, пояс, шлем и все остальные вещи девушки увязали в другое одеяло, оставив лишь несколько полосок ткани от платья Кэрис для выступлений, чтобы привязать Энн. Кэрис остановилась и сказала:

– Энн! Ты ведь не можешь ехать верхом в таком виде. Черт побери, что другое ты можешь надеть?

– В кухне у меня на всякий случай есть старое платье, – ответила девушка. – Помоги мне раздеться.

Энн спустилась вниз в одной сорочке, в то время как Кэрис засунула в тюк с вещами рубашку и сарафан девушки и обнаружила, что теперь одеяло не так то просто завязать. Тихонько выругавшись, Кэрис вытащила из тюка две самые объемные вещи – плащи Дери и Телора и с беспокойством взглянула через плечо на залитое лунным светом чердачное окно. Теперь она поняла, что ей и Энн понадобятся эти плащи, хотя, когда вынимала их из тюка, этого еще не знала, и почувствовала, что понять это ей помогла Пресвятая Богородица. Когда Кэрис увязала тюки и опустила их на землю с помощью своего каната, Энн уже ждала ее, слегка дрожа от свежести ночного ветерка, но прежде, чем надеть плащ Дери, девушка обняла его и крепко прижала к лицу, вдыхая запах.

Тюки удачно уместились на одной лошади. На другую Кэрис нагрузила остатки сена, чтобы скрыть седло, а мешки с небольшим количеством зерна развесила по бокам. Закрепив канат на передней луке своего седла, Кэрис сложила третье одеяло в виде подушечки и, положив его на круп лошади, привязала позади седла. С помощью скамеечки из кухни она помогла Энн взобраться на лошадь, привязала ее к седлу полосками ткани от своего платья. Энн вцепилась в седло, дрожа от страха, но молчала. Кэрис привязала поводья лошади, нагруженной тюками к седлу другой, взяла поводья в руки, села в седло, и они тронулись в путь.

Кэрис было почти так же страшно, как и Энн. Ее едва ли можно было назвать опытной наездницей, к тому же приходилось постоянно следить за тем, чтобы Энн не упала, и проверять двух груженых лошадей, а также править самой. Но, к счастью, животные были не особо молодыми, и даже несколько дней отдыха не прибавили им резвости. Улицы города были пустынны и тихи, ничего не напугало лошадей, и благодаря такому медленному продвижению Энн могла понемногу привыкать к своему новому положению и движению животного под ней.

Ворота были открыты, словно ожидали, что через них проехали еще не все воины, и охранники не обратили внимания на две закутанные в плащи с опущенными капюшонами фигуры. Еще долго после того, как девушки благополучно выехали на дорогу, обе молчали. Кэрис боялась, как бы их женские голоса не донеслись до охранников. Энн вовсе не решалась открыть рот, потому что могла издать только исполненный ужаса крик. Кэрис первая справилась со своим страхом и, чувствуя, как испуганно вздрагивает Энн, решила отвлечь внимание девушки от поездки верхом.

– Не бойся, Энн. Ты не сможешь упасть, как бы сильно тебя не трясло. Слушай меня, а не держись так крепко за седло, и скоро свыкнешься с ритмом езды и почувствуешь себя более удобно.

– Я никогда не почувствую себя удобно, – вздохнула Энн. – Мне кажется, я сижу на горохе, но я постараюсь слушать тебя.