Если бы не знала об Ивановом слове «родственник», поверила бы, что братик ничего не ведает, а так...
— Убили его ваши, — сказала жестко.
— Наши? Кто?
— Словно бы не знаешь? Бандеровцы.
— О горе! — простонал притворно трагическим голосом. Проклятый попик! Почему так сложилось? Почему? Если бы живы были отец и мать, что бы сказали они? Как могли бы оправдать своего сына? Она не может его оправдать.
— Ты и не расспрашиваешь меня, — сказал тот грустно, — а я скитался, страдал... И не выходила ты из моей памяти, сестра...
Слова отскакивали от нее, не в силах пробить холодный панцирь отчуждения, которым окутала свою душу, как только увидела Ярему.
— Помнишь, как рубила мне когда-то мерзлую землю, чтобы взял на чужбину...
Что-то теплое шевельнулось в самом отдаленном уголке Марииного сердца.
— Печурка ваша до сих пор стоит у меня перед глазами... Тот кафель... Всадник на конике. Желтый лев... Яркие цветы...
Нет, нет, она ничего не помнит, она все забыла, слышится ей из тех далеких лет лишь трагическое покрикивание невидимого сыча на старой груше. Казалось, уже нет больше сычей на свете, не услышит понурый возглас зловещей птицы, не осталось их и на расплод, как вот снова слышится что-то похожее. Ох, да это же голос ее бывшего брата.
— Может, зайдем в гастроном, возьмем бутылку водки да какой-нибудь колбасы? — спросила. — А то у нас нет ничего, вчера только привезла Богданку из родильного дома. Сын у нее...
— Так ты уже бабушка, а я дед?
— Ну, так как, зайдем? — не отвечая, спросила снова.
— Как хочешь. Если не забыла своего брата...
— Да, не забыла. Почему ж я должна забыть? Хотя ты тоже обо мне не очень-то вспоминал...
— В тяжелых скитаниях был.
Ей хотелось спросить; «В тюрьме?», — но отказалась от своего намерения. Зачем излишнее любопытство? Где бы он ни был все эти годы, а пришел сюда из-за границы, в этом не было сомнений. Где-то там, на заставах, тревога, люди не спят вот уже две ночи, не спит и их Николай, а он разгуливает здесь и пойдет себе дальше... А что если не он? Что если она несправедлива к своему брату? Ага. А Иваново предсмертное слово «родственник»? Чья рука освятила топор, занесенный над Ивановой головой?
— Может, у тебя нет денег? — спросил он. — Я хоть и небогатый, но кое-что имею...
— Не беспокойся, ты ведь гость, — стараясь улыбаться, ответила Мария. — Когда-то, может, и я у тебя в гостях побываю.
Где? В каком краю?
— А почему бы и нет! — оживился Ярема. — Когда-то... Не каждый имеет такую хорошую сестричку...
Где-то уже звонил по телефону безногий контролер. Поймут ли его скупое сообщение? Николай поймет! В особенности, если на границе в самом деле нарушение. Хорошо бы, если бы встретили их пограничники уже перед домом, тогда Богдана ничего и знать не будет, и ребеночек не осквернится дыханием этого бандита. Как они будут брать его? Может, убьют? У нее на глазах? Нет, не нужно об этом думать! Она не хочет ничьей смерти, но позволить, чтобы этот разгуливал по ее земле, означало бы пустить гулять самое смерть. Так пусть лучше его возьмут!
В магазине задержались недолго, несколько минут ушло на закупки, ничего больше выдумать Мария не могла, приходилось идти теперь прямо домой.
— Может, хочешь посмотреть на городок? — спросила, изображая приветливость. — Так разросся парк...
— Немного побродил уже, видел... Даже взглянул на свою бывшую семинарию, где в меня вбивали дух иезуита...
— Там теперь школа. Переоборудовали помещение очень хорошо.
— Вспомнил Ивана Божка... Что-то слыхал я, будто у него с нашей Богданкой?. |