Глава 17

Солнце уже садилось, когда Пуаро подошел к мельничному коттеджу, известному среди местных жителей как «красный коттедж». Он постучал в дверь, и она распахнулась с такой внезапностью, что он отшатнулся назад. В двери стоял молодой человек со злым выражением лица и некоторое время пристально смотрел на него, не узнавая. Потом он коротко усмехнулся.

— Хэлло, сыщик, — сказал он. — Входите, месье Пуаро. Я как раз упаковываюсь.

Пуаро вошел. Обставлен дом был просто и довольно безвкусно. Повсюду были вещи Алека Легги. На полу стоял раскрытый чемодан, а вокруг — разбросанные книги, бумаги и отдельные предметы одежды.

— Остатки развалившегося хозяйства, — сказал Алек Легги. — Пегги ушла. Полагаю, вам это известно.

— Нет, я не знал.

— Я рад, что есть кое-что, чего и вы не знаете, — усмехнулся Алек Легги. — Да, она находит, что супружеской жизни с нее довольно. Собирается связать свою жизнь с этим прирученным архитектором.

— Мне очень печально слышать это.

— Не вижу, какая вам печаль от этого.

— Мне печально потому, — сказал Пуаро, убирая две книги и рубашку и усаживаясь на край дивана, — потому что уверен: она не будет с ним так счастлива, как была бы счастлива с вами.

— Она не была особенно счастлива со мною за эти шесть месяцев.

— Шесть месяцев — это не жизнь, — возразил Пуаро. — Это лишь короткий период из того, что могло бы стать долгой и счастливой семейной жизнью.

— Вы говорите, как проповедник.

— Возможно. Но разве я не прав, если скажу, мистер Легги, что большая часть вины ложится, вероятно, на вас, а не на вашу жену, за то, что она не была счастлива с вами?

— Она, конечно, так и считает. Во всем, разумеется, виновен я.

— Не во всем, а кое в чем.

— О, виноват полностью я. Я мог бы утопиться в этой проклятой реке, и делу конец.

Пуаро смотрел на него в задумчивости.

— Я рад, — заметил он, что сейчас вы больше озабочены своими собственными невзгодами, чем невзгодами всего человечества.

— К черту все человечество, — сказал мистер Легги и с горечью добавил: — Мне кажется, я все время ставил сам себя в глупейшее положение.

— Да, — ответил Пуаро, — я бы сказал, вы скорее достойны сочувствия, чем порицания.

Алек Легги пристально посмотрел на него.

— Кто нанял вас следить за мной? — спросил он. — Пегги?

— Откуда вы взяли?

— Ну, поскольку официального ничего не произошло, я пришел к выводу, что вы приехали следить за мной по поручению частного лица.

— Вы заблуждаетесь, — ответил Пуаро. — Я никогда не следил за вами. Когда я сюда приехал, у меня не было даже представления о том, что вы существуете.

— Тогда откуда вы взяли, что я достоин сочувствия и тому подобное?

— Из наблюдений. Хотите, я выскажу вам свои догадки, а вы потом скажете, прав я или неправ?

— Вы можете высказывать все, что вам угодно, но не надейтесь, что я на это клюну.

— Я представляю дело так, — сказал Пуаро. — Несколько лет тому назад вас заинтересовали идеи и политическая направленность определенной политической партии. Это естественно для молодых людей с научным складом ума. Но в нашем мире ученый либо не должен заниматься политикой вовсе, либо должен всецело поддерживать официальную политическую линию. В противном случае, и особенно с вашей специальностью, к вам будут относиться с подозрением и даже могут постараться скомпрометировать.