|
Но детское сердце Колина ликовало и плясало, предвосхищая миг, когда, сверкая и искрясь, драгоценная живая влага побежит через их уютный домик. Как прохладно и свежо будет всё лето от воды! Как удобно готовить пищу, мыть посуду и как близко, совсем под рукой будет вода во время ужинов… А что за дивная музыка польётся в тихом журчании струй! Какие чудесные сказки сможет рассказывать ему бойкое, неугомонное течение перед сном! Какие ласковые колыбельные песни пропоёт на ночь! А в часы, когда отец будет на пастбище, лучшего приятеля, чем ручей, Колину не найти… К тому же можно купаться в нём сколько хочешь! Ну, а зимой… Да что там говорить!.. Разве просчитаешь всё на сто лет вперёд? До зимы ещё так далеко…
На следующий день отец как раз отправился на ярмарку, и Колин, не теряя времени, принялся за работу. Начать решил изнутри дома, и дело оказалось не слишком трудным, ведь стены и пол их домика были сооружены из глины. Стены — из очень лёгких, хорошо просушенных на солнце глиняных кирпичиков; пол, правда, был порядочно утрамбован, но всё же и он поддавался упорным наскокам остроконечной кирки и лопаты. Колин вырубил аккуратные отверстия в двух противоположных стенах, между ними прокопал узкий канал в полу, для прочности вымостив камнем его дно и боковины. Потом, выбравшись наружу, проложил удобное ложе для воды по маленькому садику перед домом, а дальше, ниже по течению, ручей уже сам должен был найти дорогу к своему старому руслу, потому что здесь находилась отвесная скала, стараниям Колина недоступная. К вечеру вернулся домой отец. — У тебя всё в порядке, сынок? — спросил он, с изумлением разглядывая ровную канавку в полу комнаты. — Подожди ещё чуть-чуть, папа, — блеснул глазами Колин. — Сейчас я приготовлю тебе ужин, а потом всё расскажу… Усадив отца за стол, Колин выскочил за дверь и, поспешив к ручью, пробил последнюю преграду из гальки у самого его берега. Так воде открывался свободный путь к заветному каналу, откуда естественное углубление в почве вело её прямо к дому. Поток вырвался на волю, как зверь из клетки, и стрелой пронёсся сквозь стены комнаты — мальчик едва успевал вдогонку следовать за ним. От неожиданности отец вскрикнул. И когда Колин вбежал, задохнувшись от переполнявшего душу счастья, пастух сидел с ложкой, застывшей на полпути ко рту, а взгляд его был прикован к бурлящей мутной воде, которая, пенясь, мчалась по полу. — Он же скоро очистится, папа, — радостно сообщил Колин, — и тогда будет таким славным! Всё ещё ничего не отвечая, словно окаменев, пастух наблюдал за буйным вторжением потока в дом. А Колин меж тем продолжал увлечённо перечислять длиннейший ряд преимуществ, которые, по его мнению, давал ручей, текущий через их жилище. Наконец отец улыбнулся и сказал: — Ты прелюбопытное существо, Колин. Только почему б тебе не воплощать в жизнь свои фантазии так, как делают это люди постарше? Не пойму. Ну, да ладно. Давай попробуем пока оставить всё как есть, а к осени посмотрим что и как… Признаться, уже давно — и в последнее время всё чаще — пастух стал задумываться о том, как одинока и скупа на детские радости жизнь его мальчика, и оттого теперь казалось просто невозможным отнять у сына хоть какое-то доступное ему удовольствие. Тем временем Колин стремглав вылетел во двор — поглядеть, как там ручей найдёт кратчайший путь к своей свободе, а затем помчится по крутому склону от их домика к своему старому руслу в низине. Увидеть, как поток, бурля и кувыркаясь, впервые падает с отвесной скалы за садом — о, это уж точно зрелище, ради которого стоит жить! «Хорошо ещё, что у ручья нет шеи, которую можно свернуть, иначе это случалось бы по двадцать раз в минуту, не меньше, — думал Колин. — А всё же, как весело и ловко скачет он вниз с камня на камень! Я бы тоже с удовольствием так попрыгал, если б не моя шея…» Весь вечер мальчик метался то в сад, то в дом, не находя себе места, не зная ни минуты отдыха. |
