Ну что в этом такого страшного? – спрашивает Мама.
– Что может быть хуже, чем быть мальчиком?
– Быть девочкой! – кричит Рафа.
И все в машине хохочут еще громче.
По крайней мере я не самая старшая. Как Рафа, который однажды не возвращается с нами из поездки в Мехико.
– Мы забыли Рафу! Останови машину!
– Все в порядке, – говорит Папа. – Рафа остался с твоей бабушкой. Ты увидишь его в следующем году.
И правда. Мы видим его только через год, и когда он возвращается к нам, волосы у него оказываются короче, чем мы помним, а его испанский столь же витиеват и правилен, как у Папы. Его отправили в военную школу, такую же, в какую пришлось ходить Маленькому Дедуле, когда он был мальчиком. Рафа возвращается с фотографией класса, на которой он в форме военной школы, и он теперь выше и спокойней прежнего и такой странный, что нам кажется, будто нашего брата похитили и прислали взамен другого человека. Он пытается говорить с нами по испански, но мы не разговариваем с детьми на этом языке, только со взрослыми. Мы игнорируем его и продолжаем смотреть мультики.
Позже, когда он сможет говорить об этом, то расскажет, каково быть покинутым своими родителями и оставленным в стране, где тебе не хватает слов для того, чтобы объяснить, что ты чувствуешь.
– Почему вы оставили меня?
– Ради твоей же пользы, чтобы ты научился хорошо говорить по испански. Твоя бабушка думала, так будет лучше…
Это была идея Ужасной Бабули. И это все объясняет.
Ужасная Бабуля играет роль ведьмы в истории о Гензеле и Гретель. Она любит есть мальчиков и девочек. Она проглотит всех нас, если ей это позволить. Папа позволил ей проглотить Рафу.
Мы пробыли в Керетаро день. Пообедали там и ходили и смотрели на старые дома, и в самый последний момент Бабуля решила, что ей надо сходить здесь в парикмахерскую, потому что в маленьком городке это выйдет дешевле, чем в столице. Это написано на вывеске, которую мы замечаем, прогуливаясь после обеда, и таким вот образом Бабуля, Мама и я оказываемся в салоне красоты. Мальчикам скучно, и они ждут нас на plaȥa .
Меня о чем то спрашивают, я не понимаю, о чем, и мне отрезают косички – не успеваю я и слова сказать. А может, меня вообще ни о чем не спрашивают. А может, я задумалась, когда меня об этом спросили. Знаю лишь, что, когда мои косички падают на плиточный пол, я перестаю дышать.
– Будто тебе руки отрезали, – ругается Бабуля. – Это же просто волосы. Знаешь, какие ужасные вещи случались со мной, когда я была маленькой, но разве я плакала? Я не заплакала бы даже по велению Бога.
– Мы будем вплетать их в твои волосы, когда ты вырастешь, – говорит Папа, как только мы оказываемся в машине. – Тебе понравится это, правильно я говорю, моя королева? Я закачу грандиозную вечеринку, на которой все будут в вечерних платьях и смокингах, и куплю большой пребольшой торт, он будет выше, чем ты, оркестр заиграет вальс, и я приглашу тебя танцевать. Хорошо, моя богиня? Не плачь, моя красавица. Ну пожалуйста.
– Хватит сюсюкать с ней, – раздраженно говорит Мама. – А не то она никогда не вырастет.
До Керетаро тридцать три километра. Как только кто то произносит это слово, во мне вспыхивает надежда на то, что никто ничего не помнит, но они ничего не забывают, мои братья.
– Керетаро. Эй, помнишь, здесь Лале отрезали косы!
Их смех впивается в меня, будто акульи зубы.
Керетаро. Моей шее холодно, словно ее касаются ножницы. Керетаро. Керетаро. Это звук щелкающих ножниц.
7
La Capirucha
– Мы почти приехали, – то и дело говорит он. Ya mero. Почти. Ya mero.
– Но мне нужно пописать, – говорит Лоло. – Сколько там осталось?
– Ya mero, ya mero. |