Майор молчал, виновато потупившись. Когда он шел в кабинет руководителя следственной бригады с дурным известием, уже знал: выплеснет Родимич ушат помоев на его голову. Не первый год работали вместе. Знал также, что Станислав Болеславович человек отходчивый – стоит внести деловое предложение, и раздражение снимет как рукой. Предложение у него было, осталось терпеливо переждать вспышку.

– Дешевого фраера, сопляка, колхозника… етит твою мать, взять не в состоянии! О чем ты думаешь, Ревун?

– О жене, Станислав Болеславович.

– Вот я и вижу, что не о работе!

– Да нет, я о вашей жене думаю. Как она живет‑то с вами целых десять лет? Может, у нее кто другой на стороне имеется, а?

Родимич опешил, уставился на Ревуна, старательно изображавшего озабоченность судьбой следовательской семьи.

– Я, Ревун, скоро от тебя шарахаться буду, – присел на краешек стола, – как от черного вестника. Ты мне хоть что‑нибудь хорошее скажешь, нет?

Ревун почесал в затылке.

– Не знаю, – пожал плечами, – может, он хороший человек? Если это вас утешит, конечно.

– Кто?

– Ну, этот, другой… со стороны?

– Хватит ваньку валять! Мы не за бутылкой самогона сидим. Я тебе о Шалом говорю, который на свободе с ножом и пистолетом разгуливает. А ты все шутки шутишь!

Час назад из Дубровненского района Витебской области пришло оперативное сообщение: неизвестный в двадцати километрах к востоку от райцентра напал на влюбленную парочку, уединившуюся в лесу в «Опеле», и, завладев автомобилем, скрылся в неизвестном направлении. По описаниям потерпевших, внешность преступника соответствовала разыскиваемому Шачову Л. С.

– Я шутки шучу, а все орете, – примирительно изрек Ревун и подошел к карте. – Мы вытащили «Урал» из Березины вот здесь, между Борисовом и Черневкой, так?.. Разборка произошла в тридцати километрах от Крупок. Второго Шалый объявился в Выселках. Сегодня он напал на «Опель» в лесном массиве между Дубровно и Лядами…

– И что?

– А то, что все эти пункты, где он объявлялся, находятся на одной прямой. Направленно идет Шалый, знает куда.

– В Россию он идет, – предположил Родимич.

– Зачем? Что он там забыл? Если за границу уходить – так уж в Литву или Польшу.

– Ну и куда же, ты думаешь?

– В Красное. На таможню он идет, к Шепиле. Оттого у родственников в Выселках и денег не спросил. Что они дать могут, голытьба колхозная? Тысяч триста‑четыреста его не устроят, а с Шепилы он затребует сумму, которая позволит отсидеться или уйти за кордон.

– Так ведь Шепило убит? – не понял Родимич.

– Но он‑то об этом не знает, Стас! Он купался в Березине, когда это произошло.

– Что ты предлагаешь?

– До сих пор мы шли за ним по следу. Попробуем опередить его?

Родимич подошел к окну, отодвинул штору.

– Ты серьезно думаешь, что у нее есть кто‑то на стороне? – спросил, не отрывая взгляда от ночного проспекта.

Шалый бросил «Опель» в лесном овраге, не доехав до границы трех километров. О том, что пограничники получили на него ориентировку, мог догадаться и ребенок. Дальше предстояло добираться лесными тропами, исхоженными еще с братом Василем, когда они проводили через кордон узкоглазых.

Воспоминание о брате отозвалось болью в душе. Да и о Катре с Павлом тоже: ведь не собирался он их грабить! Хлеба в дорогу попросил и одежду, так нет, нужно было Павлу вилами угрожать, вызывать мента!..

Теперь осталось идти до конца. А где он, конец, и каким ему быть – один Бог ведает.