Будучи убежденной сторонницей женской эмансипации, я считаю нужным при встречах с мужчинами, кичащимися своей ограниченностью и мнимым превосходством над прекрасным полом, давать им понять, как они не правы. Если же они будут упорствовать в своих заблуждениях и попытаются остаться при своем мнении — что ж, это их беда, я сделала все, что могла, наставляя их на путь истинный из человеколюбивых соображений…

— Сколько же вы мне сегодня наговорили, сударыня, — вздохнул следователь, заканчивая писать протокол. — Хорошо еще, что я не вызвал стенографистку, чтобы записывать ваши показания. Бедную барышню поразили бы судороги, и мне пришлось бы отправить ее в больницу.

— Зато ваше любопытство полностью удовлетворено, я надеюсь?

— Не столько любопытство, мадам, сколько чисто служебный интерес к делу. Если бы не долг службы, так гори огнем все эти дела…

— Так нужно ли надрываться, господин следователь? Вышли бы в отставку, поселились бы где-нибудь в тихом уютном месте, развели бы садик, рыбачили, по вечерам перекидывались в картишки с друзьями…

— Сударыня, вы никогда не пробовали писать психологические романы? Полагаю, ваш опыт был бы удачным.

— Обычно романы, особенно трехтомные, пишут те, кто страдает от отсутствия ярких событий в собственной жизни. А я сейчас, простите великодушно, загружена делами по горло!

— Заметьте — чужими делами! Вы, собственно говоря, не имеете никакого отношения к событиям, происходящим в семействе Терских-Хорватовых, но почему-то непременно оказываетесь самым главным действующим лицом в любой их сваре. Даже ограбление, которому вы подверглись, является следствием вашего излишне активного участия в борьбе за наследство, которое вам не принадлежит.

— Господин следователь, вы никогда не замечали, что чужие дела всегда гораздо важнее собственных и заниматься ими гораздо интереснее?

— Мне, повторюсь, чужими делами приходится заниматься по долгу службы, и особого веселья я в этом не нахожу. Кстати о чужих делах, вы случайно не знаете, где может находиться Дроздова-Тушкина, которую вы спугнули в Последнем переулке?

— Вот этого я, признаться, не знаю.

— Слава Богу, что вы хоть чего-то не знаете! Будьте любезны, напомните вашим друзьям — господину Щербинину и графине Терской, что я завтра жду их здесь, в Окружном суде, на предмет дачи показаний по делу.

Да уж, этого следователя трудно назвать приятным человеком. Но вправе ли я осуждать его за проявление мизантропии? Легко ли ежедневно заниматься чужими преступлениями, каждое из которых может подорвать в человеке веру в христианские добродетели? Видимо, из-за специфики своей службы он во всем видит только плохие стороны…

Вернувшись домой, я поинтересовалась — не было ли телефонных звонков или каких-либо иных сообщений от господина Легонтова. Увы, Легонтов не подавал никаких вестей. Значит, на след Жени ему выйти так и не удалось.

После обеда мы с Марусей отправились в больницу к Михаилу. Он явно шел на поправку. Доктор обещал выдать его нам на руки дня через два, если все и дальше пойдет столь же благополучно.

Когда Михаил увидел меня в дверях больничной палаты, его единственный глаз засиял таким нежным светом, а на лице расплылась такая радостная улыбка, что у меня потеплело на сердце.

Не знаю, согласится ли он на пластическую операцию, по-моему, он и так неплохо выглядит, особенно в глазах тех, кто привык к особенностям его внешности. И нужно ли искать лишних мучений ради внешней красоты?

Глава 34

Похороны преступного Нафанаила.