Похороны Нафанаила Десницына явно уступали по пышности похоронам нотариуса Вишнякова, что, собственно говоря, справедливо — нельзя же оказывать равнозначные почести и душегубу и жертве.

Маруся и Андрей с утра уехали в Окружной суд, так что родня Терских-Хорватовых была представлена одной Варварой Филипповной Здравомысловой.

Мое предложение помочь несчастной миссис Десни с организацией похорон Нафанаила мадам Здравомыслова поначалу приняла в штыки, и пришлось долго уговаривать ее, взывая к христианскому милосердию и в красках рисуя тяжелое положение одинокой, убитой горем матери преступных братцев.

Позволив себя уговорить, Варвара Филипповна все же подошла к своей миссии с большим чувством ответственности и организовала достойные, насколько позволяла ситуация, проводы покойного.

Я невольно обратила внимание на один нюанс — к миссис Десни, по мнению Варвары Филипповны, вполне можно было обращаться свысока, милостиво-покровительственным тоном, а госпожа Здравомыслова, давно задыхавшаяся в тисках благопристойной бедности и терпящая много унижений, явно испытывала потребность проявить высокомерие, чтобы хоть слегка отыграться за свои беды. Тем не менее женщины почти подружились.

Кроме нас троих, за гробом шла кучка прислуги из особняка Терских, возглавляемая вышедшим из больницы Петром Никодимовичем, чья голова, впрочем, еще была в бинтах. Я бы не осудила старика, решившего проигнорировать похороны человека, пытавшегося его убить. Но старый дворецкий, по-христиански простив все обиды, пришел хоронить своего случайного и нелюбимого хозяина.

— Раз уж так судьба распорядилась, что мы этому господину служили, так и проводить его в последний путь нам надобно, а сколько злодейств на его совести — в том ему не перед нами ответ держать и не нами с него спросится, — сформулировал Петр Никодимович свою позицию.

У ворот кладбища к маленькой похоронной процессии присоединилась еще какая-то группа мужчин, похожих на карточных шулеров. Они отрекомендовались друзьями покойного, проводили гроб с телом Нафанаила до могилы и даже сказали над ней несколько теплых слов, состроив на лицах, напоминающих о всех возможных пороках, благостные мины.

Мадам Здравомыслова, ненадолго забывшись и отвлекшись от своего христианского всепрощенчества, ухитрилась-таки напомнить присутствующим, что покойный много грешил и вообще жил, мягко говоря, не в ладах с моралью. Миссис Десни затравленно вздрогнула и втянула голову в плечи.

— Варвара Филипповна, все-таки госпожа Десницына — мать покойного, — осторожно прошептала я ей на ухо.

— Что ж, я это ей в вину не ставлю, — ответила человеколюбивая вдова.

Церемония похорон, хоть и скромная, и недолгая, все равно оказалась тягостной. Домой я вернулась усталой и разбитой. Видимо, простуда, полученная на крыше в Последнем переулке, еще не до конца отпустила меня. Озноб и ломота в суставах напоминали, что на свете существуют такие приятные вещи, как чай с травками и медом, диван, теплый плед, дамские романы в трех томах и спокойный сон, наконец…

Но из всего, что было мне необходимо, пришлось довольствоваться только наскоро проглоченным стаканом чая. Не успела я переступить порог дома, Шура протянула мне листок бумаги, на котором она в меру своих сил записала телефонное послание господина Легонтова.

«Елена Сергевна гаспадин Легонтов вилели пиридать, чтобы вы срочно ехали к нему на Ардынку дело важное хотя и сурприс. Но вы будити рады если патарапитца изволити.