-
Я докажу, что все ваши устарелые приемы ничто по сравнению с оружием,
которое наука дала цивилизованному человеку. Оставьте мою квартиру. Я не
боюсь вас, но вовсе не желаю, чтобы вы беспокоили меня своим присутствием.
Черт бы вас побрал! - с негодованием воскликнул Кэшель. - Так-то вы
встречаете человека, который пришел с дружеским визитом.
- Дружеский, без сомнения, теперь, когда вы видите, что я хорошо
вооружен.
Кэшель протяжно свистнул.
- А! Так вы, значит, думали, что я пришел сюда бить вас? Ха, ха! И вы
называете это наукой - направлять пистолет на человека! Но вы все равно не
осмелились бы выстрелить, и вы прекрасно знаете это. Все-таки лучше
отложить его в сторону, а то он может выстрелить помимо вашего желания; я
всегда чувствую себя неловко, когда вижу в руках у глупцов огнестрельное
оружие. Я пришел сюда сказать вам, что я женюсь на вашей двоюродной
сестре. Вы рады этому?
Люциан изменился в лице. Он сразу поверил этим словам, но тем не менее
упрямо произнес:
- Я не верю. Это ложь.
Слова взорвали Кэшеля.
- Повторяю вам, - угрожающим голосом произнес он, - что ваша двоюродная
сестра дала свое согласие выйти за меня замуж. Попробуйте теперь назвать
меня лжецом.
Затем, вынимая из кармана кожаный кошелек и доставая из него кредитный
билет: он прибавил:
- Смотрите сюда. Я ставлю в качестве заклада этот двадцатифунтовый
билет: вы не отважитесь ударить меня.
С этими словами он заложил руки назад и стал перед Люцианом, который,
вне себя от бешенства, но парализованный чувством страха, принуждал себя
не терять присутствия духа. Кэшель с готовностью подставил ему свою щеку и
произнес, зло усмехаясь:
- Ну что же, господин директор, бейте. Вспомните только - двадцать
фунтов.
В это мгновение Люциан отдал бы что угодно за то только, чтобы иметь
силу и ловкость своего противника. Он видел лишь один способ избежать
насмешек со стороны Кэшеля, а также упреков в трусости от самого себя, так
как его понятие о чести, приобретенное в английской школе, было совершенно
такое же, как у кулачного бойца. Он с отчаянием сжал свой кулак и ударил
Кэшеля; однако удар пришелся по пустому месту. Зашатавшись, Люциан
очутился возле Кэшеля, который громко расхохотался и произнес, похлопывая
его по спине:
- Славно сделано. Я уже думал, что вы окажетесь трусом, но вы,
оказывается, храбрый человек, и вас примут на арене с распростертыми
объятиями. Я передам Лидии, что вы состязались со мной на заклад в
двадцать фунтов стерлингов и с достоинством одержали победу. Разве вы не
ощущаете гордости?
- Сэр, - начал было Люциан, но больше не смог ничего произнести.
- Посидите теперь с четверть часа и, смотрите, не пейте ничего
спиртного; тогда вы совершенно успокоитесь. Когда вы очухаетесь, сами
будете рады, что проявили мужество. |