Наша идеология, наша цель не совместимы с насилием, прошу, пожалуйста, запомнить. Ну, разве что, с насилием над собой… Ведь как считается: знание — это своеобразное наведение порядка в собственных головах. Для наведения порядка требуется энергия, ее мы черпаем из собственных запасов. Упорядочивая одну часть себя, мы разрушаем другую. Поэтому, порою мне кажется, что процесс познания, это растянутое во времени самоуничтожение, ибо познание убивает веру в чудо, разрушает иллюзии, одной из которых, является убежденность в безграничной мощи человеческого разума. Ильинский, вы симпатичны мне (я умилился), и если бы мы встретились при иных обстоятельствах, то я непременно предложил вам вступить в наши ряды. Возможно, когда-нибудь попозже, это так и произойдет…
Абметов замолчал, о чем-то задумавшись.
— Он хочет нас разжалобить, — заключил Виттенгер.
— Вы мечтает получить свою плату, когда окажетесь по ту сторону Канала? — защищая себя, я прикинулся циником.
— Можно сказать и так, — ответил Абметов мне, но не Виттенгеру, — но я рассказал вам все это по одной простой причине. Я предлагаю вам сделку.
— Какую же?
— Я признаюсь в убийстве Николаса Тодаракиса, хотя я его и не совершал. Вы же побещаете мне, что все сказанное в этой комнате останется между нами. Вы не станете публиковать в вашем убогом «Секторе Фаониссимо» никаких статей ни обо мне, ни о гомоидах, ни о Плероме. Согласны?
Бруц был готов пойти на сделку, но меня его проблемы не волновали. Найти убийцу торговца не входило в мою задачу, поэтому я отказался. Виттенгер меня поддержал.
— Ну, как знаете… — вздохнул Абметов. По-моему наш ответ его не удивил.
Тем временем, дверь в изолятор распахнулась, и в комнату вошел улыбающийся до ушей Флокс.
— Господа, я переговорил со свои руководством и спешу вас обрадовать — мне дали указание вас отпустить. Чтобы уладить небольшие формальности, я прошу моих коллег и вас, господин Ильинский, пройти на минутку в мой кабинет. Вы, Абметов, пока останьтесь здесь.
Втроем, мы зашли в кабинет к Флоксу. Те «небольшие формальности», о которых упомянул Флокс нас неприятно поразили: оказалось, что Флокс записал весь наш разговор в изоляторе. Он показал нам фрагмент записи, затем, выключив изображение, вкрадчиво спросил:
— Господа, вам не кажется, что вы могли бы рассказать мне чуть больше?
— Нет, не кажется, — отрезал я.
— Сотри запись, скотина, — прорычал Бруц, — а то я сотру тебя в порошок, — и полез с кулаками на капитана. Нам с Виттенгером пришлось их разнимать. Флокс отделался разорванной молнией на форменной куртке.
— Фу, господа, не ожидал я от вас такого… — он стоял держась за стол, красный как бортовые огни и судорожно одергивал полы куртки.
— Флокс, я уверен, вы свой законный отпуск любите проводить на Оркусе — он тут от вас недалеко. В следующий раз, когда приедете к нам, я вам устрою такой прием… — пригрозил ему Бруц. Флокс не растерялся:
— Зря вы так. Ваше сержантское удостоверение давно просрочено, и на вашем месте я бы вел себя поспокойнее.
— Ладно, чего вы хотите? — спросил у Флокса Виттенгер.
— Бруц, прав относительно того, где я люблю проводить отпуск. Но чтобы поехать на Оркус, нужны еще…эээ…как это сказать…
— Средства, — подсказал я.
— Это вы сказали, а не я, — спохватился Флокс.
— Я все понял, — Виттенгер был необыкновенно спокоен, — мы с господином капитаном обо всем договоримся. |