«Зачем вам маскарады?» – спросила она вчера у Андукара.

«Попытка создать подобие блестящих дворов людей. Попытка походить на тех, кто привык скрывать свою личность только на маскарадах. Попытка забыть о том, кто мы на самом деле, и на пару часов притвориться теми, кем мы не являемся. – Эйрдаль равнодушно и неопределённо повёл рукой. – Зельде нравится будить в своих слугах… предвкушение будущей жизни. И заботиться о них – по-своему. В конце концов, жизнь многих обитателей замка была и остаётся не слишком радостной».

– У меня не бывает плохих идей, – невозмутимо молвил Алексас, оправляя манжеты. – Только скверно реализованные.

…иллюзии, которые Найдж сотворил на них в качестве маскарадных нарядов, были на диво материальными. Когда Таша шла, несуществующая парча тяжёлой юбки убедительно колыхалась васильковым шлейфом вокруг бёдер. Узкие рукава убедительно сковывали движения. Маску ей наколдовали в тон платью – закрывавшую всё лицо.

Что ж, хотя бы натягивать на это лицо улыбку теперь не приходится.

С мужскими нарядами Найдж заморачиваться и вовсе не стал. Организовал им штаны получше и сюртуки – алый себе, сапфирно-синий Алексасу. И только придя в зал, где проходил маскарад, они поняли, что выделяются из толпы: их встретили монархи и разбойники, рыцари и девы в струящихся туниках из старых легенд, мантии и платья, лохмотья и королевские одежды…

И маски. Маски. Маски.

Есть ли среди них Тальрин?..

Зал не походил ни на один из тех, что Таша видела прежде. На полу искрился всё тот же чёрный звёздный камень, но купол потолка и стены, скруглённые по углам, оказались зеркальными. Дворцовые залы часто украшали зеркалами, но здешние стены и потолок сами были единым огромным зеркалом. В пожелтевшем от времени куполе отражались медные люстры, где приглушённо мерцали тусклые волшебные огни, и маски под ними; из-за скудного освещения тени в зале плясали наравне с людьми и нечистью. Игра отражений рождала ощущение, что зал бесконечен, и гости, пестревшие внизу, казались ещё ничтожнее. Довершала картину музыка, звучавшая из ниоткуда, игравшая безо всяких инструментов: чистая, мелодичная, безукоризненно подражавшая пению настоящих флейт и корд… и глубоко неправильная. Неестественная. Мёртвая.

А у стены напротив входа виднелся трон. Настоящий, с высокой спинкой и бархатной подушкой. Он высился на широком балконе, окружённом парапетом, – и именно там наверняка появится Зельда. Появится в конце маскарада, как появлялась всегда…

Если верить Андукару.

– Танец Лета когда-то был народным, но давным-давно на гуляниях в Ночь Середины Лета его подсмотрел один из Бьорков, – продолжил Алексас. – Велел ввести его в программу балов. Знать сперва воротила носы, но потом нашла прелесть в веселье «по-простолюдински». Знать вообще часто находит прелесть в жизни простого люда… из окна роскошного особняка почти всё кажется прелестным. – Он почесал нос под чёрной полумаской, державшейся лишь потому, что она являлась иллюзией. – Пойдём. От одного танца никто не умрёт.

– Кроме нас, возможно.

Взгляд выцепил из толпы синюю маску в бело-голубом плаще: плачущий фарфоровый лик закрывал всё лицо, но белобрысая макушка Андукара всё равно угадывалась без труда. Значит, он здесь… Знать бы ещё, какие наряды скрывают Картера и Кэйрмиль. Жёлтый череп в чёрном балахоне? Пузатый разбойник, чья борода выглядит накладной, даже несмотря на то, что наверняка наколдована? Рыжеволосый мальчик-паж в зелёном костюмчике с бархатным беретом?.