«…а вы ещё и женщина», - повисли в воздухе слова, которые он не сказал.

Алия обиженно прикусила губу. Она не бунтовала – она возмущалась, потому что Эдин Комо, возненавидевший её с первого дня работы в «Вестнике», наконец-то разродился страшной и по-настоящему неожиданной местью. Он бы хотел вообще отправить строптивую подчинённую куда-нибудь за город, писать обзоры происшествий на просёлочных дорогах, но в таком случае Алия обязательно черкнула бы письмецо в Женскую журналистскую ассоциацию. Сейчас, однако, она не могла никому жаловаться, потому что формально все условия трудового договора были соблюдены – ей поручили выполнить некую работу, работа была в пределах Тарры и для её успешного завершения не требовалось ни особых знаний, ни усилий, на которые особа женского пола была бы неспособна в силу причин объективного свойства. Тот факт, что результат работы был не более интересен, чем стенгазета пятилетней давности, доказать она не могла.

- Я тебе завидую, - Проныра Морли, один из фотографов «Вестника», некстати оказавшийся в редакции, отсалютовал ей полупустым стаканом с тёмно-коричневой бурдой, ничуть не похожей на чай. – Мы будем потеть и напрягаться, пытаясь хоть что-то любопытное отыскать для газеты, а ты отдохнёшь!

И, словно по команде, все расхохотались.

«Ничего-ничего, - подумала Алия, красная, словно мак. – Я вам ещё покажу!..»

До начала восьмичасового представления оставалось чуть больше сорока минут, когда Алия Наваро, обиженная на целый свет, подошла к кассе Цирка-у-реки, где её встретила жалкая очередь из пяти человек. Все пятеро, судя по одежде, были жителями пригородов. Вздохнув, Алия пристроилась в хвосте и стала глазеть по сторонам.

Всё в этом районе города казалось девушке унылым и тусклым. Если бы кто-то попросил её описать Речной округ одним словом, то это было бы слово «заурядный». Даже Закоулки, при всей своей опасности, неустанно радовали журналистскую братию ужасающими преступлениями, душераздирающими историями, нескончаемыми драмами, из которых получались отличные статьи. Алия втайне мечтала, что когда-нибудь её пошлют в Закоулки, проводить журналистское расследование… убийства? Подпольных цирковых представлений? Да чего угодно! Она не боялась «ныряльщиков» и плевать хотела на всё остальное. А в Речном округе никогда и ничего не происходило; жизнь здесь текла почти незаметно, очень спокойно и размеренно. От этой размеренности, от этого спокойствия, Алии хотелось кричать, но она знала, что порядочные девушки – хоть и избравшие журналистскую профессию – так себя не ведут.

- Вам один билет? – из окошечка кассы на Алию взглянули обведённые чёрным и красным печальные глаза. Всё понятно, кто-то из клоунов продаёт билеты, потому что держать отдельного кассира этому нищему «Цирку скитальцев» невыгодно. – Вы без спутника?

«Стояла бы я в очереди, будь у меня спутник», - мысленно съязвила Алия, но вслух ничего не сказала, только кивнула.

- Двенадцать ренсов.

- Так дёшево? – удивление Алии оказалось слишком сильным, чтобы сдержаться и в этот раз. – В «Лазурной спирали» самый дешевый билет стоит тридцать четыре ренса. Я уж молчу про «Семь сестёр»…

- И правильно, - клоун вздохнул. – Я тоже промолчу про «Семь сестёр».

Стиснув зубы, Алия вытряхнула из кошелька всю мелочь, взяла билет и направилась в сторону главной Двери. В большом и просторном холле цирка собралось не больше сотни посетителей; лица у всех были унылыми, а руки – пустыми, поскольку традиционных карнавальных угощений здесь почему-то не продавали. Лишь у некоторых детей в руках были кулёчки с конфетами и яблоки, купленные, должно быть, где-то по соседству.

- Эдин Комо, - Алия Наваро разозлилась до такой степени, что заговорила вслух, пусть и едва слышным шепотом, - да обратишься ты в козла в Новом мире, когда придёт твой черёд встретиться с Безграничностью! Клянусь своей последней тенью!

До представления оставалось полчаса.