…И оказался на берегу.

Его босые ноги утопали в белом песке, который после сырости и холода Тарры приятно удивлял теплом. В ясном небе парили чайки; солнце щедро заливало округу золотистым светом. Волны, тихонько шурша, накатывали одна за другой. Море смотрело тысячей глаз, смотрело и слушало.

Рейне любил своё море. Он знал по рассказам товарищей по несчастью, что не всем выпадает возможность любоваться красивым пейзажем. Многие, утоляя жажду, попадали в жуткие места, где не хотелось задерживаться надолго. А Рейне, будь это возможным, остался бы тут навсегда.

Жажда пришла к нему в десять лет. Сухим ветром пустыни повеяло в лицо, в горле пересохло, губы потрескались и распухли. Он пил и не мог напиться – вода уходила из него, как из треснувшего кувшина, и с каждым часом страдания становились всё невыносимее. Последняя дверь уже приоткрылась, когда ещё один глоток воды вдруг перенёс его сюда.

Здесь время текло по-другому. Сиди на берегу хоть день напролёт – обратно вернёшься в то же самое мгновение, когда утолил жажду. Окружающие и не заметят, что ты успел побывать где-то ещё. Однако сейчас Рейне торопился – ему нужно было найти одну из тех вещей, которые маринэ могли уносить с собой в реальный мир.

Он вошел в воду по колено и остановился.

Далеко-далеко от берега, посреди ослепительной лазури волн, появился треугольный плавник. Поначалу маленький и почти незаметный, он стремительно приближался, увеличиваясь в размерах, и, в конце концов, оказался гигантским – в два с половиной раза выше самого Рейне. Приблизившись, насколько это позволяла глубина, тварь ненадолго вынырнула – над поверхностью воды мелькнула тупая морда с маленькими глазами и полуоткрытой пастью, усеянной острейшими зубами, - а потом заложила крутой вираж и направилась в открытое море.

Рейне удовлетворённо вздохнул – он получил то, что хотел.

Пора возвращаться.

Темнота арены теперь была прозрачна и подвластна Рейне Сарро – паутинному танцору, маринэ, ныряльщику. Бросив короткий взгляд наверх, он увидел паутину, непривычно пустую, и всё, что обычно пряталось под пеленой. Ещё он увидел тонкий светящийся шлейф, похожий на рассыпанную в воздухе серебристую пыльцу. Шлейф тянулся к кисточке, спрятанной в его кармане, а что было там, где он заканчивался, предстояло выяснить, поэтому Рейне, не теряя ни секунды, ринулся прочь с Арены, прочь из Цирка-у-реки, словно одержимый. Хищная тварь в его теле больше всего любила кровавые следы, потому что вечно была голодна, однако умелый ныряльщик знал, как заставить её идти по другому следу.

По безлюдным улицам Речного округа Рейне добрался до набережной и не удивился, когда перед ним оказалась пристань. Выходит, Бабочка добиралась в Цирк-у-реки по воде. Последний пароход как раз принимал пассажиров, и паутинный танцор прошмыгнул на борт последним, сунув контроллёру несколько монет вместо билета и одарив бедолагу желтоглазым взглядом твари, от которого даже у смельчаков порою исчезал дар речи. Устроившись на корме, Рейне закрыл глаза и шумно втянул воздух ноздрями. След был едва уловим, но всё-таки ощущался. «Терпение, - приказал он твари. – Мы на правильном пути».

Однако путешествие по Маронне оказалось длиннее, чем рассчитывал паутинный танцор. Пароход подходил к пристани четыре раза, но существо-из-моря, живущее в его теле, отказывалось сходить на берег. Они плыли всё дальше и дальше, пока, наконец, не добрались до последней станции – и только там след вновь стал чётким.