— Свернет к чертовой матери набок шею, как цыпленку. Нет, дураков нынче нет, слезкам верить. Пусть те в этот маскарад, верят, кому жизнь недорога...”
— Банька у нас знатная, до костей прогреет. Ну что — пошли?
Банька была действительно знатная — спецназовцы, которым частенько случается бороздить брюхом раскисшую грязь, умеют ценить такие удовольствия.
— Эх... хорошо! — вскрикивал майор Проскурин, поддавая пару.
— Ой, жарко, жарко! Ой, не могу. Ой, не надо больше!.. — стонал Иванов.
— А мы сейчас веничком, веничком! — радовался жизни майор, охаживая березовым веником голую спину Иванова.
— Ой, хватит, помру сейчас! — орал Иванов. — Все — помер!
Помирать Иванову было нельзя, он для дела нужен был.
Бойцы майора стянули Иванова с полки, вынесли в предбанник и привели в чувство, опрокинув на него два ведра холодной воды.
— Ой, холодно, холодно! — завопил как резаный Иванов.
Его обрюзгшее, дряблое тело странно смотрелось на фоне накачанных бицепсов и трицепсов фээсбэшников. Представить, что этот дохляк может кому-то причинить вред, было невозможно. Но эти, приближенные к майору бойцы, одни из немногих знали, на что способен этот хлюпик. Своими глазами видели, на что способен. Например, в Париже, где он спрыгнул с крыши одного из корпусов тюрьмы и по натянутому тросу, ласточкой, пролетел над забором с колючкой под током!
А то, что он на вид дохлый, так, может, специально дохлый, по легенде, чтобы ввести противника в заблуждение и неожиданней ударить. Бык тоже здоров — здоровей не бывает, только его в сто раз легче тореадор одним ударом на тот свет отправляет!..
— Ну все, айда пиво пить!..
Но пиво было так, для затравки, потому что к пиву полагалось сто боевых грамм.
— Ну, за тех, кто не с нами!.. С пива и водки Иванова быстро развезло, и он начал рассказывать про котлоагрегаты:
— Вот все думают, что котел это большая бочка. Э-э нет! Ничего подобного! Котел это... агрегат. Там же и горелки, и клапана разные, и эти еще... термометры. А я — ин-же-нер! Я эти клапана как свои пять пальцев, — показывал Иванов всем желающим свои растопыренные пять пальцев.
Его не слушали, но на всякий случай делали вид, что слушают.
— Да ладно про котлы. Вы лучше расскажите, как вы тюремщика... того, — попросил кто-то из бойцов.
— Какого тюремщика? — насторожился Иванов.
— Французского, которого вы гвоздем вот сюда, — ткнул боец себя пальцем в шею.
И все согласно закивали головами. Потому что раздобыть, находясь в тюрьме, гвоздь, сделать из него заточку и использовать по назначению — это круто. Это высший класс!
— Расскажите, расскажите. Нам нужно. Это ведь практический опыт.
— Вы что? Никого я ни того, — отнекивался Иванов. — И вовсе не я это!
— А кто? — удивились бойцы.
— Это его другой надзиратель, который меня из камеры вывел. Он меня за руку держал, а когда тот подошел, он его и ударил.
— Вашей рукой? — не поверили бойцы.
— Ну да, моей рукой... Я гвоздь держал, а он меня за руку держал и ка-ак!.. И все!..
Бойцы одобрительно закивали головами.
Молодец мужик, пить — пьет, но дело разумеет. Такую ересь порет с такими честными глазами! Уж кажется, что тут можно придумать в свое оправдание — и заточка у тебя, и ударил ты, а он вон как извернулся! Это ж надо такое придумать!..
— Да ладно, нам можно. Мы сами по этому делу, — заговорщически сообщили фээсбэшники. |