– Все сгиньте! – велел Мякиш, обводя нетвёрдой рукой зал. Вслед за его движение, будто сопровождаемым огромным невидимым ластиком, из реальности стирались эстрада с потерявшими уже всякую форму бурыми комками музыкантов, из которых торчали грифы гитар, барабанные палочки, тарелки и стойка с микрофоном; расплылся и ушёл в небытие стол вместе со скатертью и посудой; перестали существовать многочисленные гости.

Остался неприятно улыбающийся господин Ерцль в кресле – и всё. Остальное, включая прожектора, дым и саму танцплощадку сгинуло без следа. Зал оказался идеально круглым помещением с куполообразным потолком и окрашенными в серовато-розовый, цвета только что выплеснутых мозгов, стенами.

– Я тебе не по зубам, парень, – сообщил хозяин особняка. – Давай проведём второй тур инициации, ты вполне готов.

– А где двойник? – пьяно растягивая слова, спросил Антон. Изнутри него всё так же смотрел танкист, огорчённый, что выстрел снёс боевые порядки врага, но до конца не уничтожил.

– Двойник? Чей двойник? – удивился Бенарес Никодимович. – Здесь никого не было, только ты и я. Как и сейчас.

– Мой, чей же ещё.

– Какая странная идея! Впрочем, неплохо. Значит, ты создал ещё и двойника?

Никого не было?! Всё это просто иллюзия?..

Антону захотелось убить его. Голыми руками, не беря никакого оружия – да его и не было в пустом зале. Задушить, наблюдая как багровеет, а потом синеет лицо, как высунется навсегда мятой тряпкой язык, как мерзкая тварь, прикидывающаяся человеком, обмочится, сделав лужу прямо здесь, вокруг кресла.

– Не надо так нервничать, – мягко сказал господин Ерцль. – Ты же хороший человек, ты же всегда искал справедливость и это… милость к падшим призывал, да? Чем я хуже остальных – прояви ко мне снисхождение. И заодно возьми «Дыхание Бога», оно теперь твоё.

Он привстал, как делают люди, внезапно обнаружившие под задницей нечто мешающее, пошарил рукой по сидению кресла и выудил оттуда ракушку.

– Ты мне билет, а я тебе – власть над миром.

Артефакт был прекрасен. Фотография на ноутбуке безвременно почившего без головы бывшего шефа не передавала, оказывается, ничего – ни формы, ни игры света на полированных поверхностях, ни фантастического ощущения гармонии и силы, заключённой в «Дыхании Бога». Сам того не желая, Антон сделал несколько шагов, остановился перед хозяином особняка и протянул руку.

– Без билета он не подействует, – предупредил тот. – Но как пробный тур… Почему бы и нет! Возьми.

И отдал «Дыхание Бога». Антон ощутил приятную тяжесть, словно ракушку отлили из платины, руку пришлось напрячь, чтобы не уронить дар на пол. А ещё артефакт был одновременно холодным, напомнив крыльцо интерната – неестественно холодным, когда лютая стужа уже не имеет значения, обжигая кожу до потери чувствительности, и горячим как кусочек солнца.

– Глупые люди говорят, что, приложив ракушку к уху, ты слышишь не прибой, а биение собственных сосудов в голове. Пусть верят во что хотят. Послушай «Дыхание», ты не пожалеешь.

Как заворожённый, Мякиш поднял руку и прижал к голове.

Ракушка не гудела шёпотом волн, она пела без слов, меняя тембр от высокого к низкому и обратно, так что и не понять было – мужской голос? женский? Да и не важно это теперь, смысл совершенно в другом. Антон понял, что наконец-то собрался из осколков, раскиданных по разным временам и возрастам, сформировался, стёкся в единую полноводную реку из многочисленных ручейков.