Со стороны казалось, что пес грызется с собственной тенью; он катался по полу, пытаясь ухватить зубами пустоту, по которой лишь иногда пробегали желтые паутинки молний.
Некоторое время не было слышно ничего, кроме звуков возни. Потом цербер вдруг тонко завизжал, подпрыгнул и бросился прочь с ринга. По пути он сшиб несколько налоговых инспекторов, выставил на ходу двери запасного выхода и исчез в темноте.
Зрители молча подались к помосту.
...Видит Бог: если бы Кэт не крикнула – мальчишке пришлось бы куда хуже. Самой интонации было достаточно для того, чтобы Каспер вдруг увидел перед собой аршинные буквы: БЕРЕГИСЬ!.. За какую-то долю секунды до нападения он успел проделать один из замысловатых финтов Китайца Фыня, в результате чего зубы цербера поймали лишь пустоту, и Касперу удалось избегнуть главной опасности. Пока пес катался по полу, пытаясь добраться-таки до него зубами, энергия мальчишки привычно отхлынула к кистям рук, которые мертвой хваткой вцепились в загривок противника.
Однако кроме зубов есть и когти. Привидения не чувствуют боли – потому Каспер слишком поздно заметил тонкий светящийся ручеек, что бил из его плеча и тут же растворялся в воздухе.
«Я ранен?!.» – с безмерным удивлением подумал малыш. Он представлял себе этот момент в сотнях разных вариаций, но не догадывался, что метафора приближающейся смерти будет такой приземленной. Смерть обернулась струйкой пара, вяло выбивающейся из чайника...
Слово подступило к самому горлу, настойчиво требуя, чтобы его выпустили наружу.
– Хань-да... – хриплым голосом шепнул Каспер. – Хань-да...
И тут же тело цербера, громоздящееся на нем, вздрогнуло и подалось в сторону.
– Хань-да!..
Это и было то самое заветное слово Китайца Фыня, которое помогло мальчишке преодолеть страшный ров Гарри Лодочника. «Хань-да!» не переставая повторял Каспер, когда его бесплотное тело по капле, словно вода через глину, просачивалось через жидкий камень рва.
– Хань-да!..
Руки вздрогнули от неожиданно мощного притока энергии. Пальцы уверенно нащупали на шее беснующегося цербера узкий горловой хрящ.
– Хань-да!
Малейшее усилие – и зверь («непобедимая тварь», как со злой усмешкой называл церберов Фынь) уже скулит. Сначала тихо, так что никто, кроме Каспера, не слышит этих жалобных звуков. А потом цербер вдруг словно взрывается целым фонтаном мощного визга.
Посетители «Заблудшей овечки» влетели на ринг. Обычно даже самые бородатые разбойники не рискуют приближаться к привидениям (несмотря на всю их привычность) ближе, чем на три метра. Разве что иногда – под хмельком да при хорошей погоде – посидят во дворике перед «Овечкой» в обнимку с кем-нибудь из Неживых... Может, сегодня публика напилась больше обычного, может, разбойников проняло мужество Каспера, а может оттого, что даже этих суровых неулыбчивых мужчин время от времени тянет сделать что-то хорошее и благородное – но все они бескорыстно хотели помочь мальчишке. Это факт.
И они помогли – хотя бы тем, что оставшимся четверым церберам пришлось уносить ноги с ринга. Псы огрызались и продолжали теребить израненные носы. Они были очень (очень-очень) злы, но справиться с целой армией разбойников было не под силу даже церберам.
Уджо, Кислый и остальные Аббадские привидения были сметены на пол и отфутболены к выходу. Насколько стало известно, в ту же ночь они гуськом припорхали в Аббад, потому что поняли: роднее его у них ничего нет. Им больше не хотелось покидать родные стены с их щелбанами и милым сердцу распорядком – даже когда придет время выписки (пусть бы оно вовсе не приходило).
...Неизвестно, что из всего этого получилось, если бы Каспер и в самом деле оказался лежащим на помосте. |