– Я... Я ничего, босс... Она сама!

– Если через четыре секунды она не будет торчать, где положено – я тебя присобачу на ее место!..

– Не надо, босс!

Юджин неловко подпрыгнул, пытаясь схватить пролетающую над ним ногу... Промазал.

Все остальные обитатели двести сорок пятой камеры удобно расположились под потолком, с интересом наблюдая за разворачивающимися событиями. Если человек, желая расслабиться, ложится на кушетку, то привидение медленно воспаряет кверху, словно воздушный шарик, пока не ткнется в какое-нибудь уютное препятствие. Потолок в данном случае исполняет роль кушетки. Конечно, его можно обить красивой тканью с мягкой набивкой, но... Тюрьма, как говорится, есть тюрьма. Тут приходится довольствоваться простыми деревянными нарами, перевернутыми вверх ногами и приколоченными к потолочным балкам. Многие заключенные, успевшие приноровиться к суровому быту Аббада, умеют в считанные секунды расслабляться до желеобразного состояния – хоть ложкой ешь. Среди привидений это считается признаком душевного здоровья и особой крутизны.

Вот и сейчас десятка два таких сине-полосатых облачков парили между закопченных временем потолочных балок и нар. В каждом облачке горело по паре внимательных глаз (всех оттенков красного), которые жадно впитывали в себя все происходящее.

Паника Гуччи была вызвана тем, что каждый раз во время вечерней проверки надзиратель тщательно осматривает заключенных на предмет наличия всех частей тела. Лет семьсот назад был случай, когда кто-то из узников Аббада сбежал ПОСТЕПЕННО: сначала улизнула его левая нога, потом – правая, за ними последовали руки, уши, туловище... Каждый раз при проверке этот прощелыга говорил, что у него – прогрессирующее выпадение конечностей. Парня отправили в тюремный лазарет, но было уже поздно. К тому времени от него оставалась одна лишь голова, к тому же без ушей. На следующее утро исчезла и она... После этого случая были введены крайне строгие меры пресечения ПОСТЕПЕННЫХ побегов: за утерю уха – полторы сотни лет дополнительной отсидки, за утерю руки – триста пятьдесят лет, за утерю ноги восемьсот лет.

А бывший бутлегер и вымогатель вовсе не собирался торчать тут хотя бы одну лишнюю минуту.

Нога Гуччи носилась по камере, стремительно чертя в воздухе размашистые траектории. Иногда она замирала где-нибудь в углу, задумчиво шевеля пальцами, пока Юджин подкрадывался к ней. А потом снова принималась отрабатывать технику высшего пилотажа. Ее хозяин в ярости метался по камере, забавно дрыгая уцелевшей конечностью.

Кислому Юджину в конце концов удалось схватить беглянку за лодыжку. Она молниеносно среагировала и засветила ему пяткой в челюсть. Юджин чуть не разжал руки, но тут подоспел сам Гуччи и мертвой хваткой вцепился в добычу. Однако, когда его пальцы сжали коленку (Гуччи совсем позабыл, что боится щекотки), нога вдруг стала отчаянно барабанить своего хозяина по голове.

Гуччи изрыгал проклятия, но держался. Шутка ли – семьсот двадцать лет основного срока, да еще восемьсот лет сверху – это получается такой огромный бутербродище в целых полтора тысячелетия! Нет, великоват для него... Определенно великоват.

Бутлегер и вымогатель несколько раз ударил взбунтовавшейся ногой по стене. Та попыталась сделать хозяину подсечку. Но Гуччи был начеку. Он колотил беглянку о стену до тех пор, пока дрожащий большой палец на ноге не показал вверх: пощады!

– А слушаться будешь? – грозно спросил Гуччи.

Палец с готовностью закивал.

– Смотри. Чуть что – ампутирую к чертовой бабушке. Тогда ты мне больше не нога.

Гуччи приставил конечность на место, повертел ею в разные стороны, и, прихрамывая, двинулся к Касперу.

Бедняга Каспер завис в воздухе напротив двери.