Вот и очередь платья подошла. Катя нарядилась, голову покрыла аккуратной шляпкой с цветком в тон платья, а уж перед выходом на улицу накинула сверху коричневое пальто. Когда она так одевалась, отец всегда называл ее маленькой барыней.

Стеша с Николаем тоже собрались. Молодежь встретилась у Катиных ворот и устремилась на ярмарку.

Базарная площадь кишмя кишела людьми самых разных сословий, были тут и купцы, и ремесленники, и музыканты, даже чиновники с семьями из самого Архангельска приехали, всем хотелось на представление поглазеть. Коля купил девушкам по пирогу с повидлом, после троица направилась к балагану, а то потом народ как повалит, не протиснуться будет.

Катя уже было зашла в шатер, вдруг до ее плеча кто то дотронулся, она тут же развернулась. Напротив граф стоял. Но уже через секунду толпа оттеснила их, вышло так, что Стеша с женихом внутрь прошли, а Катя снова на улице оказалась, как и граф:

– Добрый день, сударыня, – приподнял цилиндр мужчина. – Тоже пришли на акробатов из Азии полюбоваться?

А девушка стояла с надкушенным пирогом в руках и боялась что либо ответить. Этот человек пугал ее, стоило ему хоть слово произнести, как внутри все леденело.

– Вы меня преследуете? – кое как выдавила.

– Что, прошу прощения? – вскинул брови от удивления. – Преследую? И как же? Подкараулил на ярмарке, где все село собралось, чтобы развеяться?

– Да, верно, – растерянно улыбнулась Катя. – Прошу извинить, граф за сию бестактность.

– Почему вы меня боитесь? – Блэр стоял около толстого троса, что одним из многих держал шатер, ветер трепал парусиновую ткань.

– Сама не знаю, – она смотрела ему в глаза. В такие темные, глубокие и холодные.

В свою очередь граф засмотрелся ее карими очами с медовым оттенком, наслаждался ими. Кажется, это единственное, что его привлекало в девушке. Но спустя минуту он отвлекся от глаз и обратил внимание на губы:

– Вы испачкались повидлом, – произнес со снисходительной улыбкой, после чего хотел было достать из нагрудного кармана носовой платок, но Катя опередила и облизала губы, что заставило Блэра скривиться. – Зачем? Зачем вы это сделали?

– Что сделала?

– Ничего.

Катя совсем его не понимала. Зачем он говорит с ней, когда видно, что презирает.

– Я лучше пойду, – на душе стало скверно, девушка и так устала от равнодушия со стороны новоиспеченного дядюшки, не хватало еще этого напыщенного индюка с неясными желаниями и порывами.

– У вас очень красивые глаза, – будто не услышал ее.

– Благодарю, ваша Милость. От матушки достались.

– Я бы смотрел в них вечно, – улыбка сошла с его лица, взгляд потяжелел, отчего граф стал еще суровее.

– Хорошего дня, – Катя произвела книксен и поспешила в шатер.

А граф тяжело выдохнул, огляделся. Народ бродил меж телег с товарами, молодежь гужевалась около лотка с медовухой, ребятня носилась стайками. Жители Кольского отличались каким то особым характером, помещики здесь не кичились своим положением, а крестьяне без надобности не пресмыкались, дети так вообще различий не понимали. Только для англичанина сия странность казалась скорее недостатком, чем достоинством, ибо становилось сложно понять, где человек благородных кровей, а где простолюдин. Катерина хоть и была дочкой уважаемого в селе помещика, но мещанское воспитание лишило ее какой либо самости. Да, ее нрав и некие умственные способности вселяли надежду, однако…

Блэр колебался каждый день, слал проклятья ведуньям здешних лесов, боролся со своими потаенными желаниями, пытался усмирить их, как делал это столетиями, да только прошлое настигло его, острыми когтями вцепилось в душу. Когда Элвин смотрел в глаза этой жалкой плебейки, испытывал, и блаженство, и ужас.