Сидели они на лавочке у дома Стеши, семечки кушали, шептались и то и дело смехом заливались.

– Я тут давеча баб Вере рассказала о Кольке, думала совета спросить какого, а то ведь снасильничает ирод, совсем проходу не дает, – Стефания подсела к подруге поближе.

– А она чего? Небось, шум подняла?

– Ага, как же. Она мне поведала свою историю. Вот уж никогда бы не подумала, что наша баба Вера такая лихая искусительница была, – и снова захихикала. – Дед чуть ли не на стенку лез. Она то возьмет и как бы невзначай к нему на коленки ухнется, да еще и поерзает, тот аж испариной покрывался, а когда вместе на речку ходили, так вообще творила срам, дед бывало не выдерживал, бежал в кусты пар выпускать.

– Даже думать боюсь, что после свадьбы было.

– Что, что… свекры аж из дому уходили, лишь бы не слышать стонов да воплей.

– Видно, это у вас семейное, – улыбнулась Катя. – Ты тоже своему покоя не даешь. Жопой то крутишь, а потом еще жалуешься.

– А чего бы и не покрутить? После свадьбы уже неинтересно будет.

– Ох, Стешка. Вы друг друга стоите.

– Тут не поспоришь, все ж каждой твари по паре. Вот мы и нашлись с Колькой. А к тебе кто нибудь сватался? Ходил же вроде один…

– То давно было и, кажется, не правда.

– Вот заберет тебя дядька в столицу, а там от женихов отбоя не будет.

– Чтобы забрать, ему для начала приехать надо. Мне уже и не верится. И знаешь, если не приедет, переживу. Лидия Васильевна с Семеном Владимировичем очень хорошие люди, меня не гонят, заботятся. Я им очень обязана.

– А я прямо вижу тебя в Петербурге, да в роскошном платье в карете. И едешь на бал, где до утра кружишься в вальсе с гусаром, али князем каким. Твоя матушка сил на ученья не жалела, вон какая умная получилась. Это ж как принято говорить, – задумалась. – А! Утонченная, вот.

– Выдумщица ты… Какие балы? Какие гусары?

– А про князя не сказала, – засмеялась белобрысая и конопатая Стеша. – Тогда отметаем гусаров и балы, с молодым князем гуляешь по мостовой.

– Все то ты об одном…

– Ну, извини… У кого, что зудит…

Катя вернулась к Киртановым к обеду, сменила платье, после пошла к Марьяне, чтобы помочь собрать на стол. И пока они расставляли тарелки, кухарка все охала:

– Ну, совсем исхудала, голубушка. Кожа да кости. Тебе еще замуж выходить, детей рожать. А для того силы нужны.

– Да ничего не исхудала, – посмотрела на себя в отражении подноса.

– Исхудала, говорю, – и поставила на стол плошку со сметаной. – Вот кушала бы сметанки побольше, хлебушка.

– Согласна я с Марьяной, – вошла хозяйка.

– Лидия Васильевна, и вы туда же? – нахмурилась Катя.

Вдруг раздался громкий стук в дверь. Женщины спохватились, побежали, Марьяна так вообще запуталась в подоле и наступила на кошачий хвост, отчего животина заорала да вцепилась когтями в юбку кухарки.

Но не успели они за ручку взяться, как дверь открылась. Вошли в дом Киртанов и еще трое, двое работяг несли под руки какого то господина. Тот всем видом указывал на то, что находится в почти бессознательном состоянии. Стонал, бормотал что то невнятное, глаза жмурил, за сердце то и дело хватался. Усадили мужики его в кресло и тут же покинули хозяйский дом.

– Семен, кто это? Что случилось? – засуетилась Лидия Васильевна.

– Это, Лидушка, многоуважаемый Мокий Филиппович, дядя нашей Катерины.

Катя чуть в обморок не хлопнулась, как услышала. Марьяна тут же кинулась ее фартуком обмахивать.

– Отставить обмороки! – Киртанов сел на стул, поправил пенсне.

– Что случилось? – Лидия Васильевна смотрела то на мужа, то на убиенного в кресле, но потом собралась с духом, – Марьяна! Срочно неси наливку и мокрое полотенце.