– И молчишь? Не дело. Ну ка, рассказывай, кто таков, когда свадьба, – подвела Катю к лавочке.

– Стеша, давай позже. Я слово даю, все расскажу в подробностях, но не сейчас, время совсем нет.

– Вот ты заноза какая, – надулась белобрысая Стеша. – Я тут извелась вся и Колька уж не мил, а она как воды в рот набравши. Коза ты эдакая…

Но на лице Катерины и намека на улыбку не было, потому скоро Стеша отстала:

– Ладно, леший с тобой. Потом так потом. Но смотри, с живой не слезу, пока все не узнаю.

Девушки расцеловались и разошлись каждая по своим делам.

Катя шла и сетовала. Вот же, теперь все село узнает, что она замуж выходит. Верно, дядюшка разнес новость по округе. Но у порога Киртановых она вдруг остановилась, села на крыльцо и словно окаменела. На самом то деле не это важно, не болтливость Мокия Филипповича, не его жадность до чужого добра, а то, что случилось нынче утром. Граф явил свое истинное лицо. И боле сомнений не осталось в том, что он деспот. Такой неровен час и руки распускать начнет, ежели что не по его будет. Ладно бы просто накричал или ногами потопал, даже кулаком по столу настучал, а то ведь стулом запустил, да совсем рядом с ней, а может и вовсе в нее метил, но вот беда, промахнулся.

– Катенька! – на порог вышла Марьяна с наполовину ощипанным гусем в руках. – Ты что же сидишь на холоде? А ну ка, бегом в дом!

На что девушка поднялась и потопала следом за кухаркой.

– Лидия Васильевна! – крикнула женщина. – Гляньте, кого я на крылечке нашла.

Хозяйка вошла в залу, так и ахнула. Катя стояла с опущенными руками, глаза были красные от слез, смотрела вообще куда то в никуда. Как уже повелось в последнее время, женщины усадили ее за стол, помогли раздеться, а после напоили горячим чаем, накормили. Когда Катерина отошла немного, рассказала все как на духу. От ее рассказа, что у Марьяны, что у Киртановой волосы на голове зашевелились.

– Это где же такое слыхано! – возмутилась разъяренная кухарка. – Даже мой окаянный, хоть и пьяница, хоть и бездарь, а руку на меня подымать даже думать не думает. Стулом! В такое хрупкое созданье! Ах, ирод, ах нехристь аглицкая!

– Простите, Лидия Васильевна, – пролепетала Катя, – простите, что плачусь, но идти мне больше не к кому, – и вконец разрыдалась. – Не хочу я выходить за него! – выкрикивала сквозь всхлипы. – Пусть пропадом пропадет, не нужны мне его деньги! Я к матери с отцом хочу, к сестре с братьями! Лучше б разорвали волки меня в ту ночь… не хочу, ничего больше не хочу…

Тут уже не сдержались Марьяна с Лидией Васильевной и тоже заплакали. Киртанова обняла Катю, прижала к груди.

– Ребенок ты еще, – принялась гладить ее по голове, – ребенок…

– Это что еще за водопады? – в залу вошел Семен Владимирович. – Никак помер кто?

Однако вместо ответа получил испепеляющий взор жены, тогда мигом смолк и незаметно удалился к себе в кабинет.

– Катенька, – Лидия Васильевна заглянула в глаза девушки, – оставайся сегодня у нас с ночевой.

– Хорошо… спасибо вам, спасибо за все.

– Марьяна, проводи ее в гостевую, пусть отдохнет.

Когда кухарка увела Катю, Киртанова поспешила к мужу. Тот заседал за бюро, писал письмо в городскую канцелярию.

– Нужно что то делать, – принялась ходить женщина взад вперед. – Нельзя ее отдавать в руки этому извергу.

– Я с тобой согласен, голубушка всецело, – отложил в сторону бумагу, – но что мы можем? Она не дочь нам, даже не родственница.

– Да знаю я, нечего вторить одно и то же, – рассердилась Лидия Васильевна. – Лучше бы придумал что. Скажи ка, – резко остановилась, – а живет ли все еще твой зять с семьей в Галиче?

– Живет.