Еще один рванул в нашу сторону, но бабахнула короткая очередь, из спины солдата выплеснулись кровавые ошметки, а сам он кубарем покатился по полу.
Следом появился Лука, удивительно похожий на вставшего на ноги медведя, с дымящимся пулеметом в руках.
Но тут же спрятался за угол и настороженно проревел:
– Ты как там, Християныч?
– Большая пришла!!! – Айн припустил к своему дружку, на ходу радостно причитая: – Где так долго ходила? Моя мала-мала помирать собралась…
Мы тоже не заставили себя ждать.
– Ты как здесь оказался?
– Дык, думаю, мало ли что… – Мудищев пожал плечищами и скорчил виноватую рожу. – Ты уж извини, Християныч, что порушил приказ. А наши, того, к причалам пошли…
– Цел?
– А что со мной сдеется?
– Не забуду… – Я попытался обнять его одной рукой, но из-за габаритов великана получилось не очень. – А теперь ходу, парни, там наш мореман уже должен был японское корыто на копье… тьфу ты, на штык взять…
Стрельба в поселке затихала, выстрелы слышались только в районе тюрьмы. Правда, со стороны порта начали часто бахать пушки не самого крупного калибра.
«Из револьверных «Гочкисов» палят, что на миноносце стоят, других таких мелкашек здесь просто нет, – определил я. – Ну, мичманюга, если не взял посудину, лучше сразу сам утопись…»
Но когда я увидел стоящий у причала миноносец и матросика в нашей, родной матросской форменке на корме у четырехствольной пушки, а еще – ополченца рядом с ним, радостно заорал:
– Быть тебе адмиралом, мичманок! Если не государь-батюшка, сам представлю!!! Ходу, парни, ходу…
Правда, пока бежали к причалу, нас успели обстрелять со стороны складов и пакгаузов. Но после того, как туда саданули из пушки, обстрел быстро прекратился.
Взбежав по сходням, я едва не споткнулся о труп японского матроса на палубе, выхватил из сумки ракетницу и выпустил в черное небо желтую ракету – сигнал общего сбора.
– Где Максаков?
Матрос у пушки, не оборачиваясь, показал куда-то себе за спину.
Я пробежался по палубе к рубке.
– Сергей Викторович…
– Я занят… – сурово бросил мичман и грозно заорал в одну из множества переговорных труб: – Стерненок, копаешься, якорь тебе в клюз! Под линьки захотел? Давление какое? Что-о-о? Запорю стервеца… – и только потом снизошел до меня. – Взяли почти чисто, потери – всего четыре человека. Несколько японцев заперлись в матросском кубрике и офицерской каюте. Машинное свободно, угольные ямы и крюйт-камера – тоже. Расчетное время отплытия – час, так как маршевые котлы были заглушены. Все мои в котельной. Если с вами есть люди, пусть займут оборону на палубе и причале, а Зеновича с пушки снимите и направьте ко мне, ему еще торпеды воздухом заряжать…
После чего опять утратил ко мне всякий интерес.
«Вот же паразит!» – восхищенно подумал я, но мешать мичману не стал, убрался опять на корму и окликнул матроса:
– Голубчик, там тебя ваш адмирал кличет. Но прежде покажи, как на этой шарманке играть.
– Сюда кассету со снарядами вставлять… – Солидный усатый матрос ткнул пальцем в раструб на казеннике. – Целиться через прицел, эту загогулину крутить… – Он показал на массивный рычаг, очень похожий на ручку мясорубки. – Только самому несподручно, вторым номером озаботьтесь. И прижимайтесь плечом сюда. Все!
И убежал, громко топая башмаками по палубе.
Я повел стволами и весело бросил интенданту:
– Ну что, Алексей Федотович, освоим адскую машинерию?
Ко второй пушке встали Лука с Тайто. |