— Вот это именно и отвечал господин Анрио; но гражданин Эбер сказал, что коль скоро дано предостережение, то нечего и опасаться, что Марию-Антуанетту можно содержать в Тампле с меньшими предосторожностями, нежели здесь. Оно и действительно, Тампль будет понадежней Консьержери.

— А, право, лучше было бы, если бы ее отвезли в Тампль, — сказал Жильбер.

— Понимаю, тебе наскучило караулить.

— Нет, жалко видеть ее.

Мезон Руж сильно закашлялся, потому что пила, глубоко зайдя в железо, очень завизжала.

— И на чем же решили? — спросил Дюшен, когда кашель ключника утихнул.

— А решили на том, что если она останется здесь, то немедленно начнется суд над нею.

— Бедная женщина! — промолвил Жильбер.

Дюшен — потому ли, что слух его был тоньше, нежели слух товарища, или потому, что рассказ Мардоша не так сильно занимал его внимание, — но только он наклонился, прислушиваясь, что делается за ширмами.

Ключник заметил это движение.

— Теперь ты понимаешь, гражданин Дюшен, — сказал он с живостью. — Покушения заговорщиков будут тем отчаяннее, что им мало остается времени, чтобы исполнить их. Надо удвоить надзор, господин жандарм. Заговорщики замышляют, не более не менее, как ворваться силой в Консьержери, перебить всех и добраться до королевы… то есть я говорю, до вдовы Капет.

— А как бы забрались сюда эти заговорщики?

— Переодевшись патриотами, притворившись, будто хотят повторить 2 сентября… а там выломать двери — и мое почтение.

За остолбенением жандармов последовало молчание.

Ключник с радостью и страхом слушал скрежет пилы, которая продолжала действовать. Пробило девять часов. В то же время в дверь тюремной конторы постучали, но жандармы не обратили на это внимания.

— Ну, что же, мы будем наблюдать, — сказал Жильбер.

— И если надо, умрем на своем посту истинными республиканцами, — добавил Дюшен.

«Теперь она скоро кончит», — подумал ключник, вытирая со лба холодный пот.

— Я думаю, и вы, со своей стороны, тоже не дремлете, — сказал Жильбер. — Ведь и вам не будет поблажки, если бы случилось то, о чем вы говорите.

— Надо полагать, — отвечал ключник. — Оттого-то я и хожу дозором по ночам; вы, по крайней мере, чередуетесь и можете спать из двух ночей одну.

В это время опять застучали в дверь конторы; Мардош вздрогнул. Каждое малейшее обстоятельство могло помешать ему в успехе дела.

— Что там? — спросил он как будто нехотя.

— Ничего, — отвечал Жильбер. — Это регистратор военного министерства уходит домой и дает мне знать.

— А, — заметил ключник.

Но регистратор продолжал стучать.

— Хорошо, слышу! — закричал Жильбер, не отходя от окошка. — Спокойной ночи! Прощайте!

— Кажется, он говорит что-то тебе, — сказал Дюшен, оборачиваясь к двери. — Отвечай же ему…

За дверями послышался голос регистратора.

— Гражданин жандарм, выйди на минутку! Нужно.

Голос этот, у которого волнение отняло его обычный тон, показался знакомым ключнику, и он навострил уши.

— Что тебе, гражданин Дюран? — спросил Жильбер.

— На пару слов.

— Скажешь завтра.

— Нет, надо сегодня.

«Что случилось? Это голос Диксмера», — сказал себе ключник.

Суровый и дрожащий голос Диксмера как будто занял свое выражение у отдаленного эха мрачного коридора.