Ведь такой старый город интересен сам по себе, а тут интерес будет подогреваться тем, что Дербент и вообще Дагестан как направление туризма совершенно не раскручены, они не приелись, и даже если кто-то приедет сюда всего на один раз — это уже будет немало. Цены у нас здесь намного ниже, чем в России, можно организовать вполне европейский сервис. В русских школах в качестве второго языка изучают английский, так что какое-то начальное знание английского здесь есть. Построить отели тоже проблем не составит. Убрать эту рекламу, убрать мусор — и, посмотрите, какая красота. А на местном кладбище есть могилы сторонников Пророка Мухаммеда.
— О, да… — сказал Беннетт, — очень интересно — я слышал, что вы занимаетесь правозащитной деятельностью.
— Теперь я государственный чиновник, сэр, но да, я занимался правозащитной деятельностью и продолжаю отстаивать права простых людей на своей должности в министерстве юстиции, сэр.
— Да… кстати, мне про вас рассказала моя помощница. Она очень хорошо отзывалась о вас и о вашей работе…
Аслан подумал, что он, наверное, покраснел.
— Да… я видел ее на трапе самолета, сэр.
— Она хотела бы с вами переговорить, — подмигнул Беннетт, — чуть позже. Ну а сейчас расскажите мне, куда мы пришли…
Поскольку гостю понравился Дербент, его провели еще по старому городу, безумно колоритному, с квартальными мечетями, больше похожему на старый арабский город с изогнутыми, мощенными камнем улицами. Потом — уже темнело — остановились поужинать в одном из ресторанов близ Дербентского маяка, который также являлся достопримечательностью и представлял собой немалую историческую ценность…
Там было несколько кафе и ресторанов, и сотрудники охраны быстро выгнали всех посетителей. Увы… до демократии, когда президент может гулять по улице, было еще далеко…
Только тут ему удалось ускользнуть — президент взял на себя роль тамады, и ему посчастливилось уединиться в соседнем пустом кафе с Лаймой. Стемнело… светил маяк, совсем рядом тяжело дышал Каспий… весь свет в кафе был выключен — и они так и сидели в полутьме за столиком — только вдвоем.
Лайма…
Лайма тоже была правозащитницей из Литвы, она выступила с интересным докладом по зверствам пророссийских сил на Украине. Худенькая, высокая, коротко стриженная блондинка — она была совсем не такой, как девушки в Дагестане, она платила за себя в ресторане, и у нее была самая простая «Нокиа». Еще — она почти не носила украшений, не осыпала себя стразами Сваровски и не боялась, что после секса к ней станут приставать и насиловать местные парни.
Короче, она была из страны, где общество прошло путь от уродства коммунизма к демократии полностью — а вот им это только предстоит. И опять-таки не стоит винить Россию. Проблема в них самих. Россия виновна лишь в том, что она есть, и обвинять ее во всех бедах слишком просто — проще, чем работать над собой.
— Как ты?
— Нормально. А ты?
Они говорили по-русски.
— Отлично… как видишь.
— Кто ты сейчас?
— Специалист по России. Мне предложили работу в Брюсселе, и я не могла отказаться…
Аслан вдруг вспомнил, с каким презрением Лайма отзывалась о чиновниках, когда они были вместе во время их короткой любви. Но эта мысль вспыхнула и погасла, как свеча на ветру…
Рядом тяжело дышал Каспий, накатывал на берег волны. Сколько городов, народов, цивилизаций он видел на своем веку…
— Ты… я смотрю, тоже… поднялся… у вас так говорят, кажется.
— Так говорят в России. |