Пока король ехал в Виндзор, Военный совет и остатки палаты общин готовились к суду над ним среди гула слухов и предположений. Многие все еще верили, что суда не будет и уж, безусловно, не будет казни. Возможно, они «страхом доведут его до того, что он откажется от королевского достоинства». Возможно, весь этот процесс – всего лишь заговор Кромвеля, который в конце осудит своих сподвижников и вернет короля на его законное место «на своих собственных плечах». Или, возможно, гранды намерены восстановить короля на троне с уменьшенными полномочиями, как венецианского дожа, а затем обрушиться и искоренить своих настоящих врагов – левеллеров. Другим более мрачным предположением было то, что короля облачат в его королевские одежды и публично снимут их в Вестминстер-Холле.

Эта последняя фантазия могла быть как-то связана с широко освещаемым приездом в Виндзор королевского портного с чемоданом новых предметов одежды. Заказ на них был сделан во время переговоров в Ньюпорте. Красивые костюмы, отделанные золотой и серебряной тесьмой, роскошная, подбитая мехом мантия и черный бархатный плащ на атласной подкладке планировались для его возвращения в Вестминстер как короля. Они подоспели как раз к его судебному процессу. И что было более радостно, они подоспели к Рождеству, когда король, обедая в официальной обстановке под балдахином, нарядился ради такого случая.

Это был почти последний раз, когда соблюдался церемониал. Соображения безопасности и расходов подсказали все изменить. Немедленно после прибытия короля в Виндзор Харрисон был вызван играть свою роль на Военном совете, где он был главным сторонником Кромвеля. Так как было ощущение, что безопасность короля требовала больше внимания, чем комендант Виндзорского замка мог уделить ей с учетом других своих обязанностей, то на замену Харрисону был отправлен полковник Мэтью Томлинсон. Томлинсон был молод – ему было едва за тридцать, он был помещиком-пуританином из Йоркшира. Как сторожевой пес короля на последние пять недель его жизни, он был хладнокровен, знал свое дело и в целом имел хорошие манеры. Король счел его сносным, но едва ли благожелательным. Томлинсон получил указание сократить количество личных слуг короля до шести человек, держать дверь его комнаты под постоянной охраной, организовать присутствие днем и ночью по крайней мере одного офицера рядом с королем, за исключением того времени, когда король молился, и позволять ему делать гимнастику только на террасе.

Даже в замке Херст, даже во время последней поездки в Виндзор соблюдалась древняя традиция: люди имели право видеть своего короля. Его официальные приемы пищи всегда давали возможность посетителям войти в комнату и на расстоянии наблюдать, как его слуги выполняют свои ритуальные действия – устанавливают для него стул, держат его перчатки, снимают крышки с блюд и формально снимают пробу с того, что он ест и пьет, в качестве меры предосторожности от отравления, режут для него мясо, наливают ему вино и подают ему тарелку или чашку, салфетку или розовую воду, стоя на одном колене. В тесный и мрачный замок Херст приходило мало посетителей. В Фарнеме и Винчестере комната была набита битком.

Но у Томлинсона был приказ никого не пускать в покои короля, за исключением тех людей, которые должны были охранять или прислуживать ему, и их личных слуг. Никакие благоговейные, любопытствующие, дружелюбные или враждебно настроенные посетители больше не будут в изумлении смотреть на него, раскрыв рот, когда он сидит под балдахином, изящно ест, помогая себе пальцами, или потягивает из своего кубка кларет или воду.

Поддержание королевского церемониала в таких условиях влекло ненужные расходы, и 27 декабря из Военного совета пришло распоряжение больше не соблюдать никаких церемоний. Карл принял это известие без каких-либо эмоций, но заметил, что будет принимать пищу в своей комнате (как отмечает его главный слуга Томас Герберт), просто выбирая блюда из ежедневного меню.