Перед ними было море проблем. Король уже заявил, что не признает суд и не будет отвечать на обвинение. Если он будет в этом упорствовать, то, собственно говоря, суда вообще не могло быть, так как ни в одном английском суде не было способов вести процессуальные действия, если подсудимый не отвечает на обвинения.

Подготовительные мероприятия тоже были неудачными. Принимать законы в палате общин без участия палаты лордов совершенно выходило за рамки установленного порядка, и после чистки парламента, устроенной прайдом, было сомнительно, что палата общин является свободным представительным органом или имеет какое-то право продолжать заседания. Попытка Кромвеля примирить лидеров юридического мнения с судом не имела успеха, и самые мудрые, опытные и влиятельные из них – Селден, Уайт-лок, Уиддрингтон – уехали из Лондона за город.

В первом варианте законопроекта по созданию Высокого суда имена двух главных судей – Генри Ролла и Оливера Сент-Джона, а также лорда Уайлда, главного барона суда, – казначейства стояли во главе списка. Но все они отказались участвовать, и в акте, который был в конце концов принят, имена были просто пропущены. Все трое были назначены незадолго парламентом; все они были ярыми противниками короля. Отступничество Ролла, возможно, не было таким уж неожиданным; он был осторожным человеком преклонных лет, имевшим за плечами богатый жизненный опыт работы в суде. Он испытывал мало сочувствия к королю, который, на его взгляд, неоднократно нарушал закон страны, но по этой причине не мог участвовать в незаконной процедуре привлечения его к судебной ответственности. В любом случае Джон Уайлд не был потерей – богатый, пробивной и амбициозный, он не обладал репутацией человека образованного, и мнение о нем как о судье было невысокое.

Дезертирство Оливера Сент-Джона было гораздо более серьезным. Будучи родственником и близким другом Кромвеля, он являлся безжалостным противником короля более десяти лет. Он заработал себе репутацию, будучи советником Джона Хэмпдена в деле о «корабельных деньгах»; он подтвердил ее в своих речах против Страффорда; во время гражданской войны он вместе с Кромвелем и Вейном стоял во главе индепендентов в палате общин. Но в этой кризисной ситуации его уважение к закону и конституции, как он их понимал, совершенно отделило его от действий армии. Подобно Вейну он не мог согласиться с принудительной чисткой парламента, не желал признавать акты сократившейся палаты общин и принимать акт о создании Высокого суда правосудия для процесса над королем. Самое большее, что можно было ожидать, – это что он и другие судьи будут хранить уклончивое молчание о юридических аспектах этого дела.

Аксиомой английского закона было то, что все правосудие проистекало от монарха. Палата общин, признавая эту помеху, попыталась заменить этот краеугольный камень системы, провозгласив суверенность народа и приравняв ее к своей собственной суверенности. Следующей заботой было отдать распоряжение изготовить новую Большую печать, так как без нее возникнут явные трудности в осуществлении управления королевством, а юридическая сила существующей печати, которая несла на себе имя и изображение короля Карла, очевидно, прекратится вместе с его смертью. Роялисты горько пошутили над таким известием, заявив, что новая печать должна избавить негодяев и мерзавцев от смущения при санкционировании убийства короля от имени «Карла, милостью Божьей».

Тем временем были опубликованы имена 135 человек, номинированных в Высокий суд справедливости, которые были встречены издевками роялистов и пресвитерианцев ввиду убожества и низкого происхождения его членов – отбросов общества, сапожников, пивоваров и «других ремесленников».