Пока король шел на суд, Фелпс провел перекличку, и присутствовавшие уполномоченные судьи вставали, когда звучали их имена. Когда он произнес имя лорда Ферфакса, женщина в маске на одной из ближних галерей повысила голос в знак протеста, но ее слова перекрыл секретарь, продолживший читать по списку, и шум от движений встававших уполномоченных. И лишь гораздо позже стало известно, что этой женщиной была леди Ферфакс и что, отвечая за своего мужа, она выкрикнула: «У него больше ума, чем находиться здесь!» или, по некоторым версиям, «Лорда Ферфакса не было там лично, потому что он никогда не стал бы сидеть среди них, и они неправильно сделали, что назвали его имя!».

Во время переклички в последнюю минуту возникла некоторая возня, связанная с организацией суда. Кресло, покрытое красным бархатом, установленное для короля, было передвинуто ближе к судьям, а затем возвращено на прежнее место.

И вот появился король, впереди и позади которого шли солдаты, вновь вставшие по сторонам суда. Карл был одет в черный плащ, на котором сияла большая серебряная звезда ордена Подвязки, на шее у него висела голубая лента с изображением святого Георгия, украшенным драгоценными камнями. Он шел быстро, не глядя по сторонам, и сел в предназначенное ему кресло. Теперь он был спиной к публике, собравшейся в зале. И всё, что кто-то из людей мог видеть поверх деревянного барьера, отгораживавшего суд, и между головами и пиками охраны, – это его высокую черную шляпу и седые волосы, ниспадавшие на плечи. Лишь те, кто сидел на галерее, могли немного разглядеть его лицо. Оно было спокойно, без проблесков узнавания или любопытства.

Рядом с королем поставили небольшой столик, на котором лежали бумага, перо и стояла чернильница, чтобы дать ему возможность делать записи для своей защиты. С ним были трое его домашних слуг, одним из которых был Джон Джойнер; но их остановили на расстоянии нескольких футов от него, и они, по-видимому, оставались стоять позади охраны, которая его сопровождала. Ближе всего, на расстоянии вытянутой руки справа от короля, сидели трое юристов, ответственных за обвинение – Кук, пребывавший в сильном волнении, Экстон, молчаливый и малозаметный, и Дорислаус с массой научной информации наготове на случай необходимости. Король на них даже не взглянул.

В таком огромном, заполненном народом помещении не могла царить тишина. Тем не менее поверх шарканья, шелестящего шепота, дыхания, кашля, звуков шагов в огороженном пространстве, в котором король сидел напротив своих судей, на мгновение воцарилась напряженность, по крайней мере, частичная тишина, прежде чем Брэдшоу начал говорить:

«Карл Стюарт, король Англии, палата общин Англии, собравшаяся в парламенте и будучи восприимчивой к великим бедствиям, выпавшим на долю страны, и невинной крови, пролитой в ней, которые приписываются вам, как их автору, и в соответствии с тем долгом, который они имеют перед Богом, страной и самими собой, а также в соответствии с полномочиями и глубоким доверием, которым облек их народ, они сформировали этот Высокий суд справедливости, на котором вы сейчас присутствуете, и сейчас вы услышите обвинение, на котором суд будет основывать свои действия».

Он остановился, и Джон Кук мгновенно подхватил: «Милорд, в интересах палаты общин Англии и всего ее народа я обвиняю, – здесь он резко обернулся и взглянул на обвиняемого, – присутствующего здесь Карла Стюарта в государственной измене и тяжких преступлениях и от имени палаты общин Англии желаю зачитать ему обвинение». Оно было у него в руке – тяжелый, наполовину раскрытый пергаментный свиток.

«Погодите немного», – сказал король, но Кук продолжил разворачивать обвинительный акт. Карл поднял трость с серебряным набалдашником, которую обычно носил с собой, и постучал ею два или три раза по руке Кука, чтобы привлечь его внимание.