«Вы не продемонстрировали никаких законных полномочий, которые могли бы удовлетворить любого разумного человека», – сказал король, и Брэдшоу поступил опрометчиво, огрызнувшись на него: «Это в вашем понимании, а мы вполне удовлетворены тем, что являемся вашими судьями».

«Не мое понимание и не ваше должно решать это», – парировал Карл.

На этот раз Брэдшоу воздержался от дальнейшего спора и вновь приказал увести обвиняемого. Король поднялся и посмотрел на стол, где лежал обвинительный акт, а также меч и булава. «Я этого не боюсь», – кивнул он на них.

Когда он выходил из зала, со всех сторон солдаты снова разразились криками: «Справедливости! Справедливости!», которые были подхвачены некоторыми зрителями из публики, но другие закричали: «Боже, спаси короля!»

Карл вернулся в свои покои в доме лорда Коттона. Оставшуюся часть вечера он провел в раздумьях над событиями дня и записал, продемонстрировав ясность и пылкость изложения, свои причины отказа признать полномочия суда, а также краткие мысли о характере обвинения. К некоторому замешательству его тюремщиков, он отказался снять одежду или лечь спать в ту ночь из-за солдат, находившихся в его комнате. Следующий день был воскресеньем, которое целиком было отдано молитвам, размышлениям и общению с его священником Джаксоном.

Тем временем убийцы короля обсудили случившееся на суде и распланировали ближайшие действия. Лишь немногие, вроде Джона Кука и Хью Питера, были так же глубоко убеждены в величии того, что они делали, настолько, что ничто не могло поколебать их. Когда толпа расходилась, видели, как Хью Питер в Вестминстер-Холле поднял руки и сказал: «Это самое блистательное начало работы». Джон Кук, отправляясь домой в Грейс-Инн в зимней тьме, был остановлен одним его знакомым, который скорбно начал: «Слышал, вы по уши увязли в этом деле…»

«Я служу народу», – ответил Кук с достоинством.

«Тысяча шансов против одного, что вы не услышите благодарности», – покачал головой его собеседник. Но Кука нельзя было заставить замолчать. «Он должен умереть, – мрачно произнес он. – И монархия должна умереть вместе с ним».

III

Как уже говорилось, следующий день был воскресеньем, и уполномоченные судьи в этот день постились и прослушали три проповеди. Проповедники были выбраны неудачно. Джошуа Спригг, капеллан Ферфакса, проявил свое участие в сомнениях главнокомандующего путем разъяснения противоречивого текста: «Кровь того, кто проливает человеческую кровь, будет пролита человеком же». Другой армейский капеллан затронул не менее важную тему – «Не судите, да не судимы будете». Только Хью Питер порадовал главных уполномоченных судей тем воодушевлением, с которым проповедовал текст «Чтобы заковать их царей в цепи».

На следующее утро 62 уполномоченных судей собрались на закрытом заседании в Расписной палате, чтобы обсудить, что нужно делать теперь, когда они поняли намерение короля отказываться признавать суд. И сошлись на том, что это непозволительно, так как обвиняемый стремился задеть высшую власть народа через его представителей в палате общин, которые вошли в судейскую коллегию. Но как они могут помешать его повторяющимся нападкам, которые даже самые фанатичные из них не могли не признать великолепно убедительными с точки зрения закона? Это была неразрешимая дилемма, которую они поставили сами: примирить их абсолютно беспрецедентные действия с общим правом Англии, основанным на практике и вековых прецедентах.

Они могли бы заявить и даже похвастаться новизной своего судебного процесса. В таком случае Брэдшоу мог бы растолковать их намерения в самых вдохновляющих выражениях, имевшихся в его лексиконе, вместо того чтобы тщетно пытаться продолжать процесс, действуя корректно согласно общему праву, которое явно было неприменимо.