«Ваша задача предельно проста – вы войдете в мир… предположительно он в точности соответствует нашему, разве что некоторое расхождение во времени… Точка вашего входа будет соответствовать местоположению моделятора. Вы войдете с ним в контакт. В случае благоприятного исхода… вы понимаете, все мы надеемся именно на благоприятный исход… Так вот, в этом случае эксперимент будет немедленно свернут и вы вернетесь автоматически – вместе с моделятором. В случае же… мы всё обязаны предусмотреть… если вы не найдете моделятора, или если его состояние окажется необратимым… Тогда вы снова воспользуетесь своим индивидуальным каналом. Место вашего входа вы используете как выход. Вашему здоровью ничего не грозит… Вы проведете внутри модели не более нескольких часов, а в реальном времени – меньше получаса…»

Я должна подумать.

Соседские дети гоняли мяч посреди пустынной дороги. Жена соседа время от времени требовала прекратить безобразие; вот мяч перелетел через Иренину калитку – следом опасливо заглянул лохматый щуплый пацаненок, Валька, старший соседский сын.

– Сидеть, Сэнсей, – сказала Ирена помрачневшему псу.

Валька осмелел. Перемахнул через забор, подобострастно улыбнулся Ирене и, уже выбравшись обратно, показал Сэнсею длинный издевательский язык:

– Бе-е-е…

Проехала, отчаянно сигналя на футболистов, чья-то незнакомая машина. Жена соседа выскочила на улицу и от угроз перешла к делу; мальчишки завопили.

Ирена поворошила угли.

Если бы она решилась иметь ребенка от этого сумасшедшего… Нет. То есть, конечно, малыш бегал бы и прыгал через заборы наравне с этими сорвиголовами – но тогда бы она была связана с Кромаром чем-то куда более весомым, нежели просто воспоминания…

Половину из которых хорошо бы навеки забыть.

«Ирена… Я не говорю о вознаграждении, которое назначит вам Комитет. Я просто взываю к вашему благородству… Вы ведь благородный человек. Кризис эксперимента повлечет за собой… к сожалению, пострадают совсем невинные люди. У нас есть последний шанс…»

Я должна подумать.

«… И ведь какой толчок для творчества!.. Вы связаны подпиской о неразглашении… Но, творчески переработав… вы могли бы написать фантастический роман. Согласовав сюжет с Комитетом… у нас есть каналы для быстрого издания, распространения, популяризации… это был бы перелом вашей писательский карьеры… Не говоря уже о незабываемом впечатлении… Вообразите себе, что вам предложили бы слетать в космос. Неужели вы отказались бы?!»

Она вернулась в дом. Легла на диван и натянула плед до самого подбородка.

Под стулом бесформенной горкой лежала распечатка ее неоконченной повести. Написанной процентов на шестьдесят – и вдруг оказавшейся ненужной, неправильной, бесперспективной…

А чего, собственно, ей надо? Чтобы ее узнавали на улицах? Чтобы ее имя стало паролем? Чтобы отхватить хоть раз в жизни Серебряный Вулкан в номинации «повесть»?

Она поискала взглядом черепаху. Не нашла; устало заложила руки за голову.

Ей хочется, черт подери, иметь повод для гордости. И она желает, чтобы ее право на эту гордость признали…

Ирена поморщилась.

Вот уже недели две она не бралась за работу. И называла это «отдыхом»…

Зачем Анджею понадобилось отправлять ей ту открытку? Учитывая, что вот уже пять лет, как они умерли друг для друга?..

Вошел, открыв лапой незапертую дверь, молчаливый Сэнсей. Положил морду на край пледа, поднял на Ирену вопросительные глаза.

– Посмотрим, – сказала она шепотом. – Мне надо еще немножко подумать.

– Сверим часы…

Господин Петер нервничал и пытался скрыть свое волнение.