— О, посмотрите, Софья Ивановна, — князь Василий показал ей с парапетной стены крепости на группу подвыпивших солдат и матросов, собравшихся вокруг бочки с пивом. Они переругивались между собой, а рядом выясняли отношения несколько визгливых женщин, — о, это просто дикие твари, — продолжал Василий, — нализались, дальше некуда. Жаль, что они не в моем подчинении, я бы их всех повесил.

— Но почему же, — вступилась она тогда за низшие чины, — они так много времени провели на кораблях…

— Да пусть они осушат все пиво в городе и изнасилуют всех женщин, мне наплевать, — ответил князь, — только пусть делают это по-человечески, а не как животные и выстирают перед этим свои грязные подштанники…

Вот так. Она почти что забыла о тех матросах, что веселились внизу и вспомнила их только теперь. Могла ли она подумать, что один из них, из тех, кого князь Василий назвал грязным животным, был на самом деле Командором и скрываясь в толпе, он наблюдал за ней, потому что она напомнила ему его погибшую в Дамаске возлюбленную. О, если бы она только могла знать тогда! Впрочем что с того? Этот странный человек, совершенно непохожий на других, он все равно не позволил бы разоблачить себя перед ней раньше, чем для того пришло время.

Мгновенный порыв, бросивший ее к нему, когда под властью Демона открылся проход за стеной и она увидела в нем Командора, этот порыв обнаружил ей самой всю сущность ее отношения к своему спасителю. Она бежала, летела, не чувствуя под ногами пол. Ею владело единственное желание, прижаться к его живому телу, даже если он оттолкнет ее, даже если он над ней посмеется. Но он не отталкивал ее. Он раскрывал руки и изо всех сил прижимал ее к себе. Взглядом огненных черных глаз, сокровенным жестом он сообщал ей неослабевающее, новое чувство, но глубоко скрытое сомнение все же терзало ее. Возможно ли, чтобы он только использовал ее ради того, чтобы обрести новую силу в борьбе с Белиалом, чтобы заменить ею ту, которую любил прежде и наверняка, до сих пор не позабыл.

— Если бы я хотел обмануть тебя, София, я бы не рассказал тебе столько о себе, да и о Белиале тоже, сколько ты только что узнала от меня, — Командор словно прочитал ее мысли. Впрочем, почему словно? Он именно так и сделал — он прочитал ее мысли. Он умел легко справляться с этим, когда хотел. И видимо, именно теперь ему было особенно важно, что она думает.

Не отвечая, она страстно прижала голову к его груди. Он же приподнял ее и приник губами к ее полураскрытым, дрожащим губам. Когда она открыла зажмуренные от робости глаза, то увидела совсем близко мерцание двух черных алмазов, подернутых перламутровой дымкой — его глаз и уже не сопротивляясь, отдавшись на волю всему, что могло и видимо, должно было произойти, она позволила ему поднять себя на руки и отнести на ложе. Светлые волосы княжны рассыпались вуалью по кружевной подушке, она собрала их одной рукой и обнажила гладкое, белоснежное плечо, к которому он приник жадными, горячими губами. Они медленно спускались вдоль ее тонкого, изящного тела богини, тронутого позолотой света, исходящего от догорающих в канделябрах свечей, и с каждым движением их затаенная робость, разделявшая до того двоих, таяла и господин, великий и недосягаемый, превращался в друга. Опустив ресницы, Софья ощущала необыкновенную легкость.

— Ты больше не боишься меня? — спросил он, подняв на нее сияющие светлым отблеском глаза, — ты не боишься что я закую тебя в кандалы колдовством?

— Нет, Мазарин, я не боюсь, — ответила она, лаская пальцами его густые жесткие волосы, отливающие металлическим блеском. Потом она закрыла глаза. И тут Демон снова явился ей. Несмотря на то, что Командор сказал, будто Белиал потерял силу, он вовсе не намеревался сдаваться и впадать в спячку.