— Я не знаю, — Софья в растерянности пожала плечами, — сейчас мне бы хотелось, чтобы это оказалось так. Но насколько я знаю Ермилу, он всегда исполняет то, что обещал. К тому же он очень привязан к князю Федору Ивановичу и ни за что не решится причинить тому боль. Ведь вернувшись без моего зова в усадьбу, он вынужден будет сообщить князю, что Арсений погиб. Нет, Ермила не таков, — она уверенно покачала головой, — Он будет отсиживаться до конца. Пока ему не позволят вернуться. К тому же он считает себя виноватым в смерти Арсения…

— В иных обстоятельствах, я бы сказал тебе, — проговорил Командор, и по тому, как вздрогнули его густые черные брови, Софья поняла, что она не зря волнуется: Мазарин ощущал такую же тревогу, — я бы сказал, — повторил он, — что два простоватых мужика-охотника вовсе не интересны изысканному во вкусах Белиалу. Я полагаю, что прислуг в усадьбе князя Прозоровского достаточно, однако он не стал искушать, к примеру, какую-нибудь ключницу или старуху-приживалку, он выбрал себе в жертвы натуры потоньше. Но сейчас Демон ослаб, он измучен длительной борьбой с нами. И он вполне может отказаться от принятого амплуа гурмана, воротящего нос от грубой, дурно пахнущей пищи. Да, он может наброситься на них, дабы во чтобы то ни стало вернуть себе хоть какую-то силу.

— О, боже! — Софья в отчаянии сжала пальцами виски, — и во всем виновата я, во всем виновата я одна! Это я не решилась нанести князю сердечный удар, я пожалела его, а получается, что подставила под удар еще двух ни в чем не повинных людей… Скажи, скажи мне, — соскользнув с ложа, она подбежала к Мазарину, — мы можем еще спасти их?

Он несколько мгновений вглядывался в сияние ее сапфировых зрачков, прозрачных и бездонно глубоких. Потом ответил настолько спокойно, что Софье почудилось, даже безмятежно:

— Мы не только можем, мы даже обязаны сделать это. Я сам отправлюсь сейчас же к оврагу. А ты останешься здесь.

— Нет, — запротестовала она, — я пойду с тобой. Я должна пойти с тобой, ведь это же я во всем виновата…

— Я вижу, ты уже истосковалась без Жюльетты, — едва заметно улыбнулся Мазарин, и наклонившись, поправил волосы, выбившиеся из косы у нее по плечам, — тебе не терпится, чтобы она рассказала тебе еще что-нибудь интересное, — жар, все еще клокочущий у него внутри, жар так и не утоленный ею, дохнул на Софью обжигающе и ошеломил княжну. Она даже не могла себе вообразить, что внутри у этого столь сдержанного мужчины, внешне даже крайне равнодушного, может копиться столько страсти и сердечного огня. «Мы оба с ним пронизаны огнем, мы с ним повенчаны огнем», вспомнилось ей в этот миг восклицание Демона. О, Да! Хотя бы в этих словах Жюльетты можно было теперь признать правду: — Хорошо, я возьму тебя на еще одно свидание с Белиалом, — проговорил он понизив голос и наклонившись к ней, — но прежде ты скажешь мне, неужели в своей ласке я для тебя все же хуже Василия. Неужели он любил тебя более искусно, чем я…

Он больно стиснул ее руку. Услышав, она отшатнулась. Она вдруг почувствовала в его словах ясный отголосок речей Жюльетты. И потому пролепетала едва слышно:

— Я вовсе не думала, Командор, я не думала…

— Что я ревнив? — закончил он то, что она не посмела сказать ему в глаза: — Ты хочешь сказать, что не думала, что я грешен? Но как же мне быть иным, если моей матерью была колдунья, которую сожгли на костре. Конечно, Великие Магистры Храма, которым я служил верно до самого последнего вздоха Птолемаиды, павшей перед полчищами сарацин, они изрядно очистили молитвами и постами мою дурную наследственность. Но все же они не отучили меня от привычки всегда оставаться мужчиной, и потому я иногда позволяю себе быть ревнивым.